Если случится чудо

Глава пятнадцатая

Наши дни

Мэл

Стоит упомянуть, как я дошел до жизни такой, что пишу песни ради заработка, хотя на первых порах воспринимал предложения о покупке моих песен в качестве некоего состязания.

Ответ на этот вопрос, как и на многие другие, один: Рори.

После ее отъезда я трудился, превозмогая боль. Писал песни о любви, о ненависти, о равнодушии. Об одиночестве и алкоголе и темных закоулках своей души, от которых по телу частенько пробегал неприятный холодок враждебности.

Из сотен песен получились тысячи, а тысячи песен стали каким-то образом сильнее меня самого. Как монстр, что еженощно поджидал в шкафу. Каждая песня превратилась в демона, а демон алчно желал моей крови.

Я изливал душу на бумагу, пока не заканчивались слова. И все же продать их не мог. Не мог, потому что не хотел менять образ жизни. Не хотел становиться важным, известным и богатым (я на это не рассчитывал, но рисковать тоже не собирался). Я не хотел якшаться с Эштоном Ричардсом и ему подобными. Хотел петь на улицах до самой смерти, возвращаться в свой тесный домик и жить, не гоняясь за вдохновением. Хотел, чтобы сама жизнь меня вдохновляла. Чтобы мое искусство не произрастало из нужды прикупить дом побольше, машину подороже или отложить деньги в банк. Я пел, потому что хотел. Такую роскошь не каждый артист мог себе позволить. Сыграло на руку и то, что я никогда не был меркантильным человеком.

Но потом произошло несчастье.

Кэтлин умерла. Но до ее смерти была целая череда операций, ради которых из Швейцарии и Америки пришлось пригласить специалистов. Стали накапливаться медицинские счета. Моей маме и Элейн, матери Кэтлин, понадобилось новое жилье. До хрена всего надо было купить, оплатить. Стало казаться, будто мир загоняет меня в угол, из которого выбраться не получится.

Поэтому я продался.

Я снял оковы со своих демонов и продал их другим под видом домашних зверушек. На этих демонов нацепили поводки, добавили им веселые мотивы и выпустили в народ в качестве хитов.

Я продался, предаваясь мечтам, что Рори услышит, поймет, увидит связь и найдет меня.

Эдакая глупая ребяческая надежда. В вымышленном пропащем персонаже она бы восхищала, но в себе я ее презирал. Впрочем, велика ли вероятность, что Рори не разгадает недвусмысленные слова?

«…летний дождь на Друри-стрит. Я дурак, раз решил, что могу тебя остановить».

«…ты спросила под звездами, верю ли я в Бога. Иногда нет, иногда да, но теперь все кончено, так что никогда».

«По ту сторону океана живет девушка, сотворенная из зефира, цианида и блестящей росы».

Потом я подумал: возможно, ей не посчастливилось послушать эти крутые, черт бы их побрал, хиты десятилетия, потому что она не любит радио, телевидение, «Ютьюб» и западную культуру.

Но я дал себе обещание не горевать, узнав к тому же, что на деле Рори не отправляла мне снимки и письмо. Может, она и написала гадкие слова на обратной стороне фотографий – ладно, пусть так, это ее почерк. Но она не рассчитывала, что я их увижу. И прочту.

А вот вопрос аборта еще для меня загадка. Хочу узнать у Рори, правда ли это вообще, но тем самым развяжу Третью мировую войну между ней и ее матерью. Хоть я и считаю Дебби Дженкинс дрянью – и поверьте, я вообще о ней стараюсь не думать, – но не хочется, чтобы Рори ненавидела свою маму еще сильнее.

Слышу стук в дверь и продолжаю лежать, глядя в потолок. Если это Ричардс пришел потрахаться, то его ждет разочарование. Удалось притвориться, что меня завел поцелуй с мужчиной, но это не так. Нет, в целующихся мужчинах нет ничего такого, но меня подобное не заводит.

Я просто знал, что Рори психанет, и хотел трахнуть ей мозги до того, как уложу в постель.

Кстати, о слове на букву «С». Рори наверняка дает сейчас Пижону в попку, откупается за то, что позволила мне целовать ее несколько минут кряду. Я бы не удивился, если бы от одного такого поцелуя она (наверное, снова) залетела.

Бум-бум-бум. В дверь стучат со всей силы.

Я тяжело вздыхаю, поднимаюсь с матраса и доползаю до двери. Почему в отелях нет глазка в дверях? Что за фигня? Недовольно распахиваю дверь.

На пороге стоит Рори с опухшими глазами и красным носом. Она плакала, и я бы притянул ее к себе и крепко бы обнял, но мне нужно знать, зачем она пришла, что вообще между нами происходит. То она не противится, когда я пихаю в нее шоколадный батончик, то совершенно оправданно злится на меня. Возлагать слишком большие надежды – верный способ разбить себе сердце. И я говорю не о частичном переломе. Мое сердце разлетится на мелкие осколки, если Рори решит бросить и меня, и Кэллама.

Мужчины с Марса, женщины с Венеры, а Рори с Плутона – далекая, непостижимая и совершенно не похожая ни на кого из нас.