Если суждено погибнуть

Насморков поджал губы, стал соображать, как же сказать генералу поаккуратнее, что тот болен, и от напряжения так же, как и Каппель, покрылся потом. Тем временем Бойченко подвел коня. В последние дни бывший штабной денщик старался быть рядом, подсоблял Насморкову, который был благодарен помощи, хотя и понимал, что у Бойченко своих забот полно, и главная из них – как сохранить себя, как не обморозиться, не оголодать, не растерять последние силы, а с другой стороны, может, тот наказ от своих товарищей получил – поддерживать генерала, вот и выполняет наказ, старается…

Генерал перехватил у Бойченко поводья; обычно легкий, на этот раз он с трудом взгромоздился в седло, оглядел неровную, с тупым остервенением мнущую ногами жесткий снег колонну, губы у него шевельнулись немо – Каппелю было жаль этих людей, как жаль самого себя… Если бы не предательство генерала Зеневича, они не терпели бы этих мук – все сложилось бы иначе.

Но нет, сложилось все так, как сложилось.

Предательства сопровождали Каппеля на каждом шагу. Везде. Всюду. Он пытался сопротивляться им.

Когда отступление еще только началось, Каппель прибыл в город Мариинск. Нарядная, недавно отстроенная железнодорожная станция – целый выводок зданий – располагалась в трех километрах от города. Мариинск был крупной вещевой базой – здесь на воинских складах скопилось много нужного имущества, в том числе и теплая одежда, так теперь необходимая армии Каппеля.

Конечно, Каппель мог вскрыть склады, никого не спрашивая, но тем не менее он посчитал нужным поинтересоваться у начальника здешней дистанции:

– Какая власть в городе?

– Земская, – ответил тот. Увидев, что взгляд Каппеля сделался недоуменным, пояснил: – Земцы взяли бразды правления в свои руки, ждут красных…

– Красных, значит. – Каппель усмехнулся, подал знак Вырыпаеву: – Поехали!

Вдвоем они прыгнули в кошеву.

Через пятнадцать минут она с лихим скрипом и храпом буйного коня, взбивая столбы снега, подлетела к двухэтажному каменному дому, к которому было прилажено новенькое широкое крыльцо. Дом был знатным даже по здешним меркам – люди в Мариинске строились широко, не жалея материала.

– Это и есть земская власть, – ткнув кнутом в крыльцо, провозгласил лихач-возница, средних лет дядек с серебром, густо искрящемся в небольшой бородке.

– Подожди нас, отец, – попросил Вырыпаев, – мы скоро.

– Давайте, давайте, – произнес лихач благожелательно, он словно благословил своих седоков, – мне спешить некуда. – Оглядел их оценивающим взглядом. – Вам бы оружие какое-никакое надо бы с собой прихватить. Пулемет ручной, английский, неплохо бы с собой иметь, поскольку тут вы, как я понимаю, окажетесь гостями незваными.

Гости незваные были вооружены лишь пистолетами. А что такое пистолет – только хлопать может… Сигнальное оружие. Хлопками пистолетными удобно поднимать солдат в атаку.

– Ничего, – произнес в ответ Каппель, – обойдемся тем, что есть.

Он вспомнил, как с прутинкой ходил на митинг к шахтерам Аша-Балашевского завода. Куда страшнее ситуация была, и то обошлось.

– Ну, смотрите, господа, – произнес лихач, черенком кнута приподнимая шапку, плотно, натянутую на голову. – Мое дело – предупредить, ваше – начихать на предупреждение.

Каппель и Вырыпаев поднялись на крыльцо – вдвоем, идя рядом, почти безоружные, открыли дверь в дом, в котором в просторной прихожей сидели человек пятнадцать дюжих земцев. В углу стояли винтовки.

А вот и английский ручной пулемет, о котором только что говорил возница-лихач: «люська» с насаженной на ствол плоской тарелкой магазина. Стоит пулемет в сторонке, на конторке с бумагами.

Увидев пришедших, земцы удивленно вытянули головы. Каппель вежливо поздоровался с ними, представился:

– Я – генерал Каппель.

Часть вытянутых голов поспешно нырнула в плечи: кого-кого, а генерала Каппеля они не ожидали увидеть здесь. Один из земцев – горбоносый парень с черными буйными волосами тоскливо покосился на пулемет – неплохо бы эту штуку иметь сейчас в руках, а не на конторке, да вот только никак он не успеет добраться до «люськи» – пришедшие раньше свалят его. Вздохнул зажато:

– Ййы-ыхы-ы!

Генерал этот грустный вздох заметил, парня раскусил, но вида, что раскусил его, не подал.

– Я благодарен вам за то, что вы сохранили армейское добро, – сказал земцам Каппель, – не дали его растащить. Власть в Мариинске временно переходит к военным, в городе несколько дней будет стоять армия. Должны подтянуться обозы, отставшие… Люди в армии – голодные, холодные, неодетые, необутые, обозленные неудачами, больные – всяких полно, словом. Нужна теплая одежда. Очень нужна, – Каппель обвел глазами сытые лица земцев, – без теплого обмундирования армия погибнет. Вы – русские люди, и те, кто находится в армии, – тоже русские. Я вам все изложил, как на духу… А дальше думайте сами.

Земцы молчали. Каппель натянул на руки перчатки, щелкнул кнопками – в установившейся тиши звук этот был особенно громким, – и, поклонившись земцам, вышел.

Вырыпаев молча последовал за ним, на крыльце сквозь зубы всосал в себя воздух, глянул на широкую, заваленную ранним снегом улицу.