Если суждено погибнуть

Показав настороженным часовым, что у него ничего нет в руках, никакого оружия, Вырыпаев приблизился к ним.

– Братцы… Братцы… – простонал он. – Мне нужен врач. Понимаете – врач!

Порыв ветра знакомо хлестнул ему в лицо, вновь заставил заслезиться глаза. Вырыпаев разжевал снег, попавший ему в рот, отер слезы с глаз.

– Врач, понимаете? Не понимаете? Ну как же так! – полковник похлопал себя ладонями по бокам. – Как же мне объяснить вам, что нужен врач? Румынского-то я не знаю совершенно.

Через две минуты выяснилось, что румынского языка и не надо было знать.

Проведя несколько лет в России – сначала в лагерях, потом на фронте, общаясь с местным людом, румыны хорошо изучили не язык, а мат: им показалось, что в России жить без мата совершенно нельзя. И когда Вырыпаев с тоскою выматерился, мат дошел до них.

Старший из часовых – капрал, как понял по нашивкам Вырыпаев, – тощий, черный, заморенный, похожий на грача, совершившего долгий перелет, похрумкал валенками по снегу.

– Врач вон в том эшелоне, – сказал капрал по-румынски, повесил винтовку, которую держал на изготовку, за спину, ткнул рукавицей в самый дальний состав, стоявший на ветке, примыкавшей к лесу. – Там врач. Вагон его находится в середине поезда. – И добавил несколько слов матом.

Полковник все понял, бегом кинулся к дальнему составу, поднялся в темный теплый вагон и, не видя ничего, начал ощупывать руками пространство. Влажный спертый воздух вагона вызвал у него приступ кашля. Вырыпаев задохнулся, с трудбм выколотил кашель из себя и просипел едва слышно:

– Есть тут кто-нибудь?

В ответ открылась дверь одного из купе, и в проеме показался человек, слабо освещенный огнем коптилки, спросил что-то по-румынски.

– Мне врач нужен, врач, – просипел Вырыпаев, голос у него был по-прежнему сдавленным – немощное птичье клекотанье.

Человек, выглянувший из купе на оклик, и оказался врачом. История сохранила только его фамилию и первый инициал, фамилия, кстати, вполне русская, – Донец – К. Донец.

– Тяжело болен генерал Каппель… Умоляю – помогите! – Вырыпаев прижал руки к груди.

Румынский врач знал Каппеля – точнее, знаком с ним не был, но много слышал о генерале. Лицо врача обрело почтительное выражение, он быстро собрал инструменты, сунул их в баул и нырнул вслед за полковником в ночь.

Через двадцать минут Донец уже сидел около Каппеля, тыкал трубкой то в одно место, то в другое, то в третье, оттягивал пальцами кожу на груди, смотрел, остаются красные пятна после щипка или нет, – пятна не оставались, щупал пульс, потом слушал грудь больного ухом и недовольно шевелил губами.

Закончив осмотр, Донец сложил инструменты в баул. Лицо его было скорбным. Он молчал.

Не в силах больше выносить молчание, Вырыпаев в молящем движении прижал руки к груди:

– Ну что?

Доктор вновь недовольно пожевал губами и произнес тихим, каким-то чужим голосом – в отличие от капрала и его солдат, он довольно сносно говорил по-русски:

– Через несколько часов господин генерал умрет.

– Что-о?

Врач, подтверждая сказанное, качнул головой. Вырыпаеву показалось, что пол у него под ногами поехал в сторону, он схлебнул с губ соленую жижу, внезапно натекшую в рот, вновь воскликнул неверяще и одновременно жалобно:

– Что-о?

– К сожалению, одного легкого у господина генерала уже нет совсем, от другого осталась только третья часть. Через несколько часов он умрет.

Вот к чему привел тихий назойливый кашель, на который никто не обращал внимания, поскольку кашляли все – все были простужены, – не только ноги надо было спасать, но и легкие, однако теперь говорить об этом было поздно.

– Наши эшелоны утром отойдут, – сказал Донец. – Предлагаю перенести господина генерала к нам в поезд, в наш лазарет. Чем сумею помочь больному, обязательно помогу, – Донец заторопился, давясь русскими словами, кашлем – совсем как у Каппеля, тихим, внутренним, – но… – Он споткнулся на полуслове, замолчал и красноречиво развел руки в стороны.

Все было понятно без всяких слов. Было слышно, как во влажной теплой тиши сипит в беспамятстве Каппель.

– Неужели никаких надежд? – спросил Вырыпаев, он не верил в то, что слышал; обычные, довольно скучные слова приговора, за которыми скрывалась жестокая суть, не укладывались у него в голове, он не мог смириться с тем, что слышал.

– Никаких, – подтвердил Донец. Вырыпаев услышал, как в глубине груди родился длинный надорванный всхрип, на ключицы надавила тяжесть.

– Господина генерала надо немедленно перенести к нам в эшелон, – сказал Донец. На этот раз Вырыпаев обратил внимание, что говорит врач все-таки с очень сильным акцентом. Ну почему в такие минуты в голову лезет всякая второстепенная чушь, разная мелочь?.. Разве это имеет какое-то значение? – Как только рассветет, мы тронемся дальше, – добавил Донец.

– Да, да, – растерянно кивнул Вырыпаев.

– Вы, господин полковник, если желаете, можете переселиться в эшелон вместе с господином генералом.

– Да, да. – Вырыпаев вновь растерянно кивнул.