Интересно, сколько зелий за эти два дня – да нет! за сегодня! – я уже попробовала? Что ж, продолжим знакомство. Я подошла к торту и аккуратно взяла со второго этажа кремовую завитушку. Повертела, понюхала – ничего такого. Слизнула – сладко и обыкновенно, белковый крем с ягодно-ликерным привкусом. Кажется, малиновым… Как там в песне пелось: «По малину в сад пойдем, в сад пойдем…». Вторую строчку «и малины наберем…» я промурлыкала вслух.
Елки, действует!
Бондин смеялся.
– А третий, верхний – что?
– Третий располагает к… беседам, – сказал Бондин.
– Зачем? – Я представила гостей, которые сначала пляшут, потом поют, а потом – беседуют? Что за ерунда? Кто хочет беседовать на свадьбе?
Ладно, проверим. Я решительно подступила к третьему этажу. Поболтать я всегда не прочь, а тут, возможно, например, интересные темы будут в голову приходить.
И темы заявились.
Я с причмокиванием и смакованием откушала маленький шоколадный треугольничек бисквита, политого шоколадной глазурью. С кусочком сахарного шлейфа от платья куклешки-невесты.
Бондин смотрел-смотрел на меня, потом тоже отрезал ломтик и проглотил его. Глаза у него заблестели, будто он слегка опьянел.
– Какой у тебя таинственный взгляд, – сказала я ему. – Такой туманный и интригующий.
– Это туман твоей красоты застилает мне глаза, – сказал Бондин.
– Спасибо за комплимент, – хихикнула я.
Он пригладил волосы, присел на соседний стул.
– У тебя такая интересная профессия, – начал он, – сидеть на кассе в супермаркете, каждый день видеть новых людей…
– Откуда ты знаешь, кем я работаю? – поинтересовалась я.
– Читал о тебе, – игриво сказал он. – В заявлении Маргариты Петровны о принятии тебя в семью… Замечательная профессия.
– Ну, – скромно сказала я, – ничего такого особенного в моей профессии нету.
– Как же, как же, – возразил он, – все эти… цифры, чеки… Ты сидишь и играешь на клавишах кассового аппарата, как пианистка! Как это артистично!
Кхм. Он никогда не видел меня за кассой. Я ведь там всего без году неделя. Когда я тычу в кнопки, я больше похожа на незадачливого воришку, который никак не может подобрать код к сейфу.
Я сказала:
– Да, поэтому мне и нравится работать кассиром. Я воображаю себя на сцене Большого театра.
А в Большом театре выступают пианисты?
– Ты бы прелестно смотрелась на сцене Большого, – мило сказал Бондин. – Особенно если бы была балериной.
Это он, пожалуй, слегка загнул. Я – и вдруг балерина. Я представила себя в гофрированной пачке и с диадемой из страз на голове. Блестящая диадема – это еще ничего. Но пачка! Она же совсем, ну нисколько не прикроет мой пухлый э-э… тыл. Так что никакой прелестности во мне как балерине он бы не увидел. Ой. То есть очень даже увидел бы и решил, пожалуй, что ее слишком много.
Поэтому я сказала застенчиво:
– Лучше уж пианисткой…
– Согласен, – сказал он. – Тем более у тебя такие тоненькие изящные пальчики. Так и вижу, как они порхают над клавишами…
– У кассы – кнопки, – сказала я.
– Над кнопками, – нисколько не сбился с тона он.
– Вот у тебя, – сказала я, – и правда работа крутая. Ты как суперагент. Ну, почти. Тоже типа… спасаешь мир, от всякого нехорошего колдовства.
– О, а я бы хотел спасать тебя, – сказал он. – Чтобы ты была принцессой и тебя украл дракон, а я… – он перебил сам себя. – Не маленький горынчик, а какой-нибудь из крупных пород…
– А что, и крупные драконы существуют? – перебила я его галантности.
– А как же. Размах крыльев до двенадцати метров! Как у самолетика Орхидеи.
– Правда? – вытаращилась я на него. – Не может быть.
Хотя если существуют мелкие, почему бы не существовать крупным?
В кухню зашла только что упомянутая самолетовладелица и, обмахиваясь веером, посмотрела на нас:
– И как вы выдерживаете – не танцевать?
Бондин сказал, не обратив внимания на ее вопрос:
– Это милое создание не верит, что большие драконы существуют.
– Конечно, существуют, – сказала Орхидея. – Я сначала хотела Гигантского Красного завести. Да мне его не прокормить.
– Как бы мне хотелось их увидеть! – воскликнула я.
– Гигантские живут в Новой Зеландии, – сказала Орхидея.
– Вы так порозовели от танцев, Орхидея, – сказал Бондин. – Вам это очень идет.
Орхидея посмотрела на него с подозрением.
– Я могу и приревновать, – игриво сказала я Бондину.
Орхидея и на меня также посмотрела. Потом бросила взгляд на торт:
– Попробовали верхний этаж?
– Да, – сказала я. – И вот очень мило беседуем.
– Разумеется, мило, – улыбнулась Орхидея.
– Денис очень галантный, – сказала я.
– Конечно, галантный. А ты очень кокетливая, – сказала Орхидея.
– Да разве? – возмутилась я.
– Все становятся галантными и кокетливыми, если попробуют верхний ярус.
– Что? – не поняла я.
А Бондин потупил взор.
– Флиртовый этаж, – подмигнула мне Орхидея. – Я всегда его любила. Настраивает на определенный лад.
– А ты сказал – на беседу! – накинулась я на Бондина.
– А разве мы не беседовали!
От гнева все желание пококетничать как ветром сдуло.
– Врун, – сказала я, вскакивая.
– Да что такого? – Он тоже поднялся. – Я просто хотел, чтобы мы хоть раз нормально поговорили.