Если свекровь — ведьма

– Это икра, – сказала Орхидея.

– А! – кивнул он и заглотил бутерброд в один укус.

Тоже так хочу. Хочу путать тост с печенькой. И перестать думать, что Миша сейчас целует эту как ее там, Меликрысу, Мели-лиссу. Сидит за штурвалом, а она обнимает его за плечи… Ой, лучше не думать. Я наполнила рюмку, разлив немного водки на столик, и выпила, снова закусив апельсинной долькой.

Водка становилась вкуснее. И апельсин, он очень хорошо сочетается с ней, я вам скажу. Следующая рюмка хорошо пошла и без апельсина.

Но Миша, Миша еще мелькал в моих мыслях. И блестящее мини-платье. Они будут купаться вместе в море, смеяться и веселиться, Меликрыса наденет свадебное платье, которое они купили в салоне Бабы-Яги. И Миша ей скажет что-нибудь такое, «Ласточка моя, снегиречек»… Нет, такое он никогда не говорит… Он, бывает, скажет, «Викусик»… Но ее не назовешь Викусик, она же Кры… Он ей говорит, наверное, «Крысюсик»…

И я вдруг всхлипнула, произнося:

– Крысюси-и-ик… Он ее Крысюсиком зовет!

– Вика, Вика, – со мной рядом вдруг оказался инспектор, – ты чего, перепила, что ли, глупышка.

Он погладил меня по голове, и я опустила голову ему на плечо. Как хорошо, когда есть полосатое плечо, на которое можно опустить голову!

Потом под моей головой вдруг оказалась подушка. Спинка сиденья опустилась, и я провалилась в сон.

Проснулась я от того, что кровать подбрасывала меня вверх. Будто она стояла на спине какой-нибудь взбесившейся дикой лошади, из тех, что скидывают ковбоев на арене. Ой, какая кровать, я же в кресле, в самолете!

Я открыла глаза и села. Кресло продолжало подпрыгивать. Весь самолет продолжал подпрыгивать!

Орхидея и дядька дрыхли, по-детски держась за руки и подпрыгивая в своих креслах каждую секунду настолько, насколько им позволяли ремни. Когда они успели пристегнуться? Мы что, уже приземляемся? Рядом со мной сидел Бондин. Глаза его были зажмурены, руки вцепились в подлокотники, а лицо было таким белым, что белее быть невозможно.

Я легонько стукнула Бондина в плечо:

– Что происходит?

Он открыл глаза:

– Все в порядке. Это всего лишь… турбул… – нас снова подкинуло, – лентность… Стюардесса так сказала.

– А где она сама?

– Не знаю.

Я поднялась. Ух ты. Мало того, что пол дергается, так он еще уходит куда-то в сторону. Или я еще не протрезвела?

– Ты куда? – спросил Бондин.

– К пилоту. Узнать, в чем дело, – сказала я. – Зачем они трясут самолет!

Инспектор не ответил и только снова зажмурил глаза. Я дружески похлопала его по макушке:

– Щас приду. Не трясись так.

– Это самолет трясется, – открыл он глаза и слабо улыбнулся, – а вовсе не я.

– А ты не добавляй, – сказала я, сама не понимая толком, что говорю, и направилась к шторкам, хватаясь для равновесия за спинки кресел.

За шторками был небольшой тамбур, и прямо по курсу была дверь с овальным окошком. Я заглянула в окошко, увидела синие спинки кресел и больше ничего. Я нажала на стальную ручку, дверь открылась.

Такого ужаса я не испытывала никогда. Передо мной были большие изогнутые окна, и прямо на меня мчались облака. Но это еще ничего. Главный ужас был в том, что в креслах никого не было.

– Еще водки или соку? – раздался услужливый голос. Справа, в углу у шкафчика, стояла стюардесса. – Все уснули, инспектор ничего не желал, и я отлучилась на минутку. Поболтать с капитаном.

– Где летчики?! – не слушая ее, в ужасе завопила я.

– Капитан Ганс всегда один водит самолет, – спокойно сказала стюардесса.

– И где он, где?! – продолжала вопить я.

– Я тут, – раздался деловитый мужской голос откуда-то… из-под кресла? – А зачем я вам?

– Где – тут? – Я наклонилась – под креслом никого не было.

– Фиалка, – строго сказал мужской голос, – я же вам говорил – никакой водки.

– Но это же их национальное… – извиняющимся тоном сказала Фиалка.

– Дай им тогда кофе! – рявкнул бас.

– Какой кофе! – крикнула я. – Не хочу я кофе! Вы где? – А потом я заметила, как штурвал слегка шевельнулся туда-сюда. – Вы невидимка?!

Из кресла раздалось какое-то тихое рычание и бормотание. Кажется, на немецком языке. Стюардесса склонилась ко мне:

– Включите, пожалуйста, ваше око.

Я повернула перстень. О! Так вот он кто. В кресле сидел мужчина, полупрозрачный. Я заглянула сбоку. На нем, как и на стюардессе, была треуголка, а еще черная повязка на глазу. А форма была обычная, летчицкая. На вид ему было лет сорок.

А еще я почему-то смогла понять некоторые слова в его бормотании. И они мне не очень понравились.

– Так вы привидение! – удивилась я. Голова моя все еще кружилась от опьянения, а тут еще серебристый магический мир, так что я быстро отвернула кольцо обратно.

– Да, – резко ответил голос. Похоже, ему было обидно быть привидением. – Так по какому поводу вы хотели меня видеть?

– Спросить, – сказала я требовательно, – почему самолет трясется.

– Больше не трясется, – сказал капитан Ганс.

О. И правда, меня больше не подбрасывало. Но зато…

– Тогда почему шатается? – еще более требовательно спросила я.

– Кофе! – заорал капитан. – Дайте ей кофе, Фиалка!

Но Фиалка уже протягивала мне масенькую белую чашечку с дымящимся ароматным напитком.