— Есть, Сигрид, — я сажусь и похлопываю её по бедру, пытаясь показать, что хочу, чтобы мы — нет, нуждаюсь, чтобы мы встали и создали жизненное необходимое расстояние между нашими телами. — Позволь отвести тебя внутрь. Ты дрожишь.
Очередная дрожь проносится по ней, пока она качает головой. Она не поддаётся.
— Я не дрожу.
— Нет, дрожишь, прямо сейчас…
Зигги откидывается назад, сбрасывает накидку, которую весь вечер держала крепко запахнутой, и выбрасывает её на ветер. Прежде чем я успеваю переварить реальность её тела в одном лишь облегающем тёмно-зелёном платье, она наклоняется, обхватывает мою шею и опускает свои губы к моим.
О Боже, я пытаюсь. Боже, я пытаюсь воспротивиться. Но я не могу. Я не могу ей сопротивляться. Даже если я должен. Должен.
— Поцелуй меня, — шепчет она в мои губы, когда они приоткрываются, и у меня вырывается вздох. — Если хочешь поцеловать меня, целуй. Не отговаривай себя от этого.
Именно это я и должен делать — отговаривать себя от этого. Но бл*дь, я не хочу. Я хочу прикасаться к ней, пробовать её на вкус, дарить ей удовольствие. Лишь в этот последний раз. Ещё один разочек.
Я выпускаю на свободу всё, что сдержал в прошлый раз, привлекаю её ближе, пока она не оказывается прижата ко мне, тёплая и уютная, а я тверд, так чертовски твёрд для неё. Она вздыхает, и её глаза прикрываются от такого удовольствия, которое я в свои моменты слабости мечтал дарить ей. Обхватив её подбородок, я наклоняю её голову, чтобы наш поцелуй мог углубиться, и её язык встречается с моим, жаркими, скользящими, ищущими движениями, которые заставляют мои бёдра выгибаться ей навстречу.
— Больше никогда, — обещаю я ей. — Это последний раз. После этого больше никогда, клянусь.
— Не последний, если у меня есть право голоса, — пыхтит Зигги мне в рот. У неё вырывается сладкий стон, когда я провожу ладонью по её бедру выше, привлекаю её к себе, чувствую, как её бедра начинают двигаться. Бл*дь, она идеальная — сильная и мягкая, её тело льнёт к моему, каждая часть наших тел подстроилась друг под друга, будто мы были созданы для этого, бл*дь.
Она ощущается как всё, на что я никогда не смел надеяться, не говоря уж о том, чтобы иметь. Давняя молитва, наконец-то получившая ответ; запретная мечта, воплощённая в жизнь и слишком невероятно хорошая.
Её пальцы вплетаются в мои волосы, царапают мои плечи, пока мои ладони скользят по её спине, бродят по гладкому теплу её плеч, обнажённых в ночном воздухе. Она обвивает руками мою шею, крепко прижимает меня к себе, и я стону, когда наши бёдра начинают двигаться вместе, так идеально, так о*уенно идеально.
— Себастьян, — бормочет она в наш поцелуй. — Я хочу… ик! — это короткий, резкий писк, но этого более чем достаточно, чтобы я отдёрнулся.
Я невольно думаю, что вызвало эту икоту — коктейль, который она выпила у Тайлера.
Она навеселе, под действием алкоголя, а я этим воспользовался. Меня переполняет ужас. Господи Иисусе.
Зигги хмурится. Снова икает.
— Что… ик!.. Что не так?
— Ты пьяна, вот что не так.
Она смеётся. Смеётся!
— Себастьян, да я на семейном воскресном ужине пью больше, чем сегодня. Я была навеселе перед поездкой домой, но лишь потому, что выпила коктейль быстро. Теперь я в порядке. И раньше была в порядке. Я в безопасности.
Нет, это не так. Она вовсе не в безопасности. Мы поцеловались. Мы также начали выходить за границы поцелуев. При свете дня и с ясной головой она об этом пожалеет.
Мне надо спасти положение. Мне надо показать ей, что я могу быть её другом, а не развратным домогающимся мудаком.
Её лицо искажается хмурой гримасой.
— Что не так?
Зигги наклоняется. Я отстраняюсь. Её глаза раскрываются шире, наполненные обидой. Она медленно слезает с моих бёдер и соскальзывает на шезлонг. Я быстро подтягиваю здоровую ногу, чтобы сесть боком на шезлонге, и закрываю лицо ладонями.
— Себастьян, поговори со мной. Я не могу… я не могу понять, что происходит, о чём ты думаешь. Тебя сложно прочитать, и это заставляет меня так сильно тревожиться. Пожалуйста, просто скажи, как есть, что бы там ни было, если ты зол на меня, или сожалеешь об этом, просто…
— Эй, — повернувшись, я притягиваю её в свои объятия и крепко обнимаю, положив её голову на моё плечо, совсем как мне хотелось, когда я увидел её на роликовой арене. Зигги обвивает руками мою талию и тоже поворачивается ко мне. Я чувствую, как она медленно расслабляется.
— Почему ты отстранился? — шепчет она.
— Потому что этого не должно было случиться. И мне надо было удостовериться, что этого не повторится. Поэтому я отстранился.
Зигги отстраняется ровно настолько, чтобы взглянуть на меня — её голова склонена набок, в глазах читается обида.
— Почему этого не должно было случиться?
Я приглаживаю её волосы, которые ветер бросает ей в лицо, чтобы её глаза могли смотреть в мои, когда я в кои-то веки говорю ей правду:
— Потому что ты попросила меня быть твоим другом, Зигги, и я едва ли достоин этого, но мне хотелось бы быть достойным. Пожалуйста, не проси меня о большем, когда я… когда я никогда не…