Если только ты

— Просто… — его дыхание быстрое и прерывистое. Он сжимает меня так крепко, что моё дыхание тоже становится неровным. — Просто обними меня, пожалуйста.

Я обхватываю его руками, и Себастьян сильнее утыкается лицом в мою шею. Он не издаёт ни звука. Почти не шевелится.

Но я чувствую горячие, влажные слёзы на своей коже.

Его слёзы.

Осторожно, ожидая каких-либо признаков неохоты, я начинаю поглаживать его спину большими, нежными круговыми движениями. Себастьян расслабляется, сильнее прижимаясь ко мне, его голова тяжелее ложится мне на шею.

Я молчу, потому что ему нужно, чтобы я была рядом, и потому что иногда нечего сказать. Иногда есть только тихое утешение, которое можно дать, время и пространство, чтобы успокоить боль, которую не могут унять ободряющие слова и жалкие попытки решения проблемы.

— Мне нужен грёбаный психотерапевт, — бормочет Себастьян, уткнувшись мне в кожу. Выпрямляясь, он вытирает глаза ладонями. — И новая семья, бл*дь.

Я смотрю на него снизу вверх, храбро пытаясь сдержать слёзы, чтобы быть стойкой, пока он разваливается на части. Мои руки опускаются на его плечи, нежно сжимая. Он снова наклоняется ко мне, прижимаясь щекой к моему лбу. Тяжело вздыхает.

— Я думаю, что психотерапевт — отличная идея, — тихо говорю я ему, соединяя наши руки. — И хотя они не самые покладистые люди, с которыми приятно находиться рядом, и они, вероятно — нет, определённо — в какой-то момент начнут задевать тебя за живое, у тебя уже есть новая семья, ожидающая своего часа, готовая любить тебя, быть твоей семьёй настолько, насколько тебе это нужно.

Он смотрит на меня с любопытством, нахмурив брови.

Я убираю волосы с его мокрых от слёз щёк и улыбаюсь.

— Моя семья.

Глава 27. Зигги

Плейлист: Yoke Lore — Beige

Если бы вы сказали мне месяц назад, когда я сидела за родительским столом, расстроенная, одинокая и застрявшая, что сегодня вечером я буду здесь, и отблески свечей будут плясать на лицах моей семьи, а крошки (только без глютена) будут рассыпаны по белой скатерти, на которую мы опираемся локтями, я бы рассмеялась вам в лицо.

И всё же мы здесь.

Я улыбаюсь, оглядывая сидящих за столом моих родителей, которые улыбаются в нашу сторону, склонив головы друг к другу. Уилла ухмыляется в бокал с вином, безуспешно пытаясь сделать глоток без смеха. Фрэнки, запрокинув голову, хихикает. Мои братья так громко хохочут. Райдер вытирает глаза и заливисто смеётся. Рен хватается за грудь — признак того, что его реально пробило на ха-ха. Вигго хихикает, откидываясь на спинку стула и вытирая лицо.

А справа от меня Себастьян, упёршись локтями в стол и опустив голову, хохочет прямо во всё горло, так глубоко и сильно, что всё его тело сотрясается. Он поднимает взгляд прямо на меня и ловит мой пристальный взгляд. Я улыбаюсь, мои щёки горят от бокала красного вина… и, возможно, от чего-то ещё.

Может, от удовольствия просидеть рядом с Себастьяном у моих родителей последние два часа, задевая друг друга коленями под столом, поедая десерт, потягивая кофе (для него) и вино (для меня). Может быть, от странной радости, когда я увидела, как моя мама снова обняла Себастьяна, когда мы пришли, а затем потащила его на кухню, показывая ему все безглютеновые печенья, которые у нас были, и кладдкаку, шоколадный торт без муки, который она всегда готовила для fika и который, естественно, не содержит глютена. А потом она отвела Себастьяна в гостиную и показала ему одну за другой позорные фотографии нашего взросления, задерживаясь на моих снимках, пока широкая, радостная улыбка не озарила лицо Себастьяна, и он не посмотрел в мою сторону, удерживая мой взгляд, как сейчас.

— Как у тебя дела, Сигрид?

— Хорошо, Себастьян, — я прикусываю губу и закрываю глаза.

Он толкает меня под столом своим коленом.

— Что не так?

— Я… — открыв глаза, я встречаюсь с ним взглядом. — Я называла тебя полным именем. Я называла тебя так несколько недель, и… он зовёт тебя так, — я нахожу его руку под столом и сжимаю её. — Прости. Я не знала. Я бы никогда…

— Зигги, — Себастьян наклоняется ко мне, понижает голос, его мягкие серебристые глаза не отрываются от моих. — Сначала, когда ты меня так назвала, это меня чертовски разозлило, но это продлилось минут пять. Потом я понял, что мне нравится, когда ты называешь меня Себастьяном. Ты… — он пожимает плечами. — Такое чувство, словно ты вычеркнула это — его голос, те воспоминания о том, как он обычно произносил это имя. Просто написала прямо поверх всего этого красивыми закорючками, которые поглотили эти дерьмовые каракули под ними, — его взгляд всматривается в мой. — Помнишь, я же говорил тебе, что не против, чтобы ты меня так называла. Не волнуйся.

— Ты уверен? — шепчу я. — Потому что, Себ, я бы никогда…

— Себастьян, — шепчет он в ответ. — Называй меня так, как называла. Не меняй этого. Не меняй только потому, что я потерял самообладание в процедурном кабинете и рыдал, как ребёнок.

— Ты не рыдал, как ребёнок, — я прижимаюсь костяшками пальцев к его бедру. — Ты чувствовал свои чувства. Это хорошо. Здорово. Естественно.