Если ты меня простишь

— Признаюсь, я совершенно не замечала, что на даче у тебя кто-то появился. Думала, ты бегаешь к Нинке, скучаешь по кухарке Дарье. Но когда стопками посыпались письма в нашу московскую квартиру, я не удержалась. Я стала аккуратно вскрывать и читать их. Не переживай, твои письма всегда доходили до адресата. Но последнее повергло меня в шок. Зоя, я думала ты умная девочка, с головой на плечах. Я думала, что нормально воспитала тебя, достойно внедрила в твою голову правила поведения в обществе. А ты...

Я разрыдалась посреди комнаты. Теперь об этом постыдном поступке узнала и мама. Мне хотелось, чтобы она обняла меня, погладила по голове и сказала, что все обязательно будет хорошо. Но я лишь почувствовала на своем лице пощечину. Звонкий удар по лицу, ее крик и взгляд, наполненный ненавистью.

— Собирайся, сейчас же поедем к врачу, - сказала она, опустив голову и выходя из комнаты.

Казалось, она немного успокоилась, или же успокаивала себя тем, что врачи сделают так, как она того хочет. Мы сели на заднее сиденье папиной Волги и поехали по дождливой Москве навстречу неизвестности. Темные больничные коридоры, неприятный и долгий осмотр. Мама присутствовала на приеме у гинеколога и нервно теребила пальто. Грузная пятидесятилетняя женщина с добрыми глазами, достала из меня свои руки и вынесла вердикт:

Милочка, да у тебя уже срок ого-го! Шестнадцать недель, не меньше. Прерывать поздно.

Мила Тимофеевна, - мама подскочила со стула и ухватила докторшу за белый халат. – Прошу, сделайте что-нибудь! Нам ну никак нельзя рожать.

Она взмолилась, она, не стесняясь, предлагала Миле Тимофеевне все богатства мира, но врач уверенно качала головой и описывала все последствия и возможные осложнения. Я молча одевалась и слушала все, о чем говорила доктор, а затем вышла из кабинета, покорно опустив голову. Я ждала, что она опять меня ударит, накричит или к моему счастью убьет. Но мама хладнокровно шла рядом. Казалось, она уже тогда все продумала в своей голове.

Дома, ревели обе — и мама, и я. Отец выслушал наш сбивчивый рассказ, мама в красках описала поход к врачу и сказала, что такого позора не испытывала никогда в жизни. Отец действовал решительно. Не мямлил, не причитал, но так же и не спрашивал моего согласия на происходящее. А я... я была настолько напугана, что покорно соглашалась со всем, боясь последствий, опасаясь своей беременности как чего-то ужасного. Я сглупила, я облажалась, я повела себя неправильно. И теперь обязана за это ответить и все исправить.

Собирай свои вещи, Зоя. Вы с мамой отправляетесь в Воронеж, к моей сестре Валентине. Там ты будешь на домашнем обучении – каждый день будешь заниматься, вплоть до родов. Тебя будут готовить к выпускным экзаменам. В твоей московской школе уже все решилось – для своих одноклассников сказали, что ты тяжело заболела, но возможно вскоре поправишься и к экзаменам вернешься в свою прежнюю жизнь. Так как родить ты должна к маю, все идеально сходиться – ты родишь, оставишь ребенка в роддоме и вернешься в Москву. Поняла меня, Зоя?

Я внимательно слушала каждое слово отца, переваривая в голове план наших дальнейших действий. Что я могла тогда сделать? Умолять оставить ребенка? Послать все к чертям и уехать к Боре, в Подмосковье? Я не знала. Я не была уверена, что имею на это право. Опустив взгляд в свою обеденную тарелку с остывшим супом, я кивнула:

Да, папа. Я все поняла.

Все происходило так, словно мне делают одолжение. Мне шестнадцать, я беременна. В самый неподходящий момент. Мой ребенок не желанный – даже для меня самой. Я не глажу живот, я не люблю того, кто сидит во мне внутри, не знаю, что мне со всем этим делать и как отмотать время назад. На следующий же день мы уезжаем вечерним поездом в Воронеж. Поезд мчит в незнакомый город, в незнакомую квартиру дальней родственницы.

На улице холодно, водитель тащит наши тяжелые сумки к поезду. Мама подгоняет меня, чтобы мы успели. И я только сейчас понимаю, что так и не сказала Борису о своей беременности. Он отец нашего ребенка, он должен знать! Я мысленно решаю, что обязательно напишу ему из Воронежа, я нахожусь в полной уверенности, что у меня будет возможность написать ему письмо.

Папина троюродная сестра Валентина не очень обрадовалась нашему с мамой приезду. У нее своя насыщенная жизнь, она главный редактор городской газеты. У нее собрания, совещания, планы и выпуск горит, а мы мешаемся под ногами и раздражаем ее. Валентина вдова. Ее дети давно выросли и покинули родительское гнездо. Сын – занимается юриспруденцией, а дочь замужем за директором швейной фабрики. Она гордиться своими детьми и с презрением смотрит на меня и мой округлившийся живот. Она не верит, что из меня получится что-то путное, прямо намекая на это. А я все больше злюсь на себя, Бориса и ребенка.