Звонили следователи. Когда они представились и сообщили, что хотят поговорить о моих отношениях с Митци, у меня затряслись руки. Разговаривали очень строго, я даже подумала, может, это актеры, которых Митци наняла специально, чтобы устроить мне проверку. Было смешно предполагать такое, но я ничего не могла с собой поделать. В этом году случилось столько всего немыслимого, что даже драматичная развязка с постановочным звонком ФБР уже не казалась невероятной. Как человек, который смотрел все телешоу про полицейских, я ответила, что буду рада побеседовать с ними в присутствии своего адвоката, и записала их номер. А после окончания разговора швырнула телефон на диван и без сил рухнула рядом на подушки.
В последующие дни я почти не спала и не ела. Бродила по дому, изучая его во всех деталях: пыльные покрывала и кружевные занавески, круглое пятно на полу возле ванной, заржавевший угол плиты. Через какое-то время мне пришлось униженно звонить маме и просить ее скинуть денег на карту. Было слишком стыдно признаться в произошедшем, и я сказала, что это временно. Якобы мой школьный счет взломали и нужна небольшая сумма, чтобы продержаться, пока все восстановят.
Мама не поняла, зачем мне деньги, – разве в школе меня не кормят? – но все-таки согласилась перевести. Перед тем как сбросить вызов, она спросила, все ли у меня в порядке.
Мне хотелось поделиться, но я так боялась ее реакции, что не решилась.
– Да, – ответила я, – просто очень много дел.
– И с уроками нормально?
Я сглотнула.
– Все нормально.
– Ты ешь овощи?
– Отлично питаюсь, – сказала я, глядя на коробки с хлопьями, которые достала из Эллиной кладовки. Они были затхлые и просроченные, но меня это не волновало. – Еда здесь просто супер. У них собственные повара, помнишь? – Тут у меня предательски сорвался голос, и я разревелась.
– Шиа? – мягко произнесла мама. – Что происходит?
Я рассказала ей все. Она молчала, а когда я закончила, проговорила ласково, но твердо:
– Шиа, послушай меня. Все будет хорошо, но тебе надо срочно позвонить адвокату. Хватит откладывать.
– Я не могу позволить себе нанять его. А если окажется, что у меня проблемы?
– У тебя не будет проблем, потому что ты не сделала ничего плохого. И не волнуйся из-за денег. Этот вопрос мы решим.
Когда она произнесла «мы», меня снова охватили чувства вины и благодарности.
Также мама сказала, что может приехать ко мне в Калифорнию, но я отказалась от ее предложения и уверила, что со мной все будет в порядке. Отъезд только сорвал бы ее с работы, в которой мы сейчас особенно нуждались: предстояло оплачивать судебные издержки. И кроме того, я сама заварила эту кашу, мне и следовало ее расхлебывать.
Адвокат оказался гораздо любезнее, чем я ожидала. Выслушав мой рассказ, он заверил, что беспокоиться не о чем, я не совершила ничего противозаконного. Что мы будем сотрудничать со следствием столько, сколько понадобится, и постараемся по возможности получить обратно хотя бы часть денег, которые забрала у меня Митци. Конечно, все, что удастся вернуть, должно было пойти на оплату адвоката, поэтому я в любом случае оставалась или в долгах, или на нуле. Но это можно было пережить.
Не зная, чем заняться, я отправилась в свою комнату и открыла ноутбук, чтобы подготовиться к предстоящей презентации стартапов на Фабрике. Я, правда, до сих пор не решила, буду ли участвовать. Цена моих акций рухнула до рекордно низкого уровня – пять долларов. И хотя я понимала, что надо появиться, я не могла представить, как выйду на сцену и буду рассказывать про Умницу перед теми, кто прекрасно знает о случившемся между мной и Митци.
Я открыла свой бизнес-план, в который уже внесла миллион правок. Внедряя изменения в Умницу, я корректировала и его – в последний раз это было, когда Митци убедила меня интегрировать рекламу. Но сейчас, перечитывая план, я видела, что все в нем – как-то не так.
Подумала, не переделать ли первый абзац, но засомневалась, что это исправит дело. Может, лучше второй? Или третий? В полном расстройстве уставилась в стену – стыдно признаться, но это стало моим частым занятием.
Я выбрала спальню поменьше – устраиваться в хозяйской было как-то неловко. Смешно, но я на автомате оставила большую спальню для взрослого, хотя никого со мной не было. В моей комнате стояла двуспальная кровать – возможно, сюда раньше приезжали отдыхать дети Эллы, которые теперь уже выросли. Стена была изрисована мультяшными изображениями животных и человечками из палочек и исписана обрывками песен, оставшихся от предыдущего поколения подростков. Я читала их, пытаясь угадать хоть одну.