Теперь у меня появилась цель. Спать, как я мечтала еще несколько минут назад, расхотелось — я ждала схваток. От коровы отлучилась ровно на столько, чтобы записать свои наблюдения, и вернулась назад. Села на кучу сена неподалеку и стала ждать.
Здесь было так мягко и уютно, что почти сразу глаза начали слипаться. Через несколько минут я уже дремала…
А проснулась как от толчка и поняла, что едва не проспала самое интересное. Моя первотелка изогнулась — так в детских книжках рисуют испуганных кошек, а из-под хвоста у нее лились околоплодные воды — видимо, меня разбудил звук лопнувшего пузыря.
Сорвавшись с места, я бросилась будить остальных. Виола долго ворочалась — она была уверена, что мы справимся и без нее, а скотница, которая поняла все уже по моему перекошенному лицу, без суеты занялась подготовкой. Я же опять поспешила к корове — мне почему-то казалось, что на сей раз случай будет трудным.
И не ошиблась. Первотелка, в отличие от остальных коров, не спешила ложиться, очевидно решив, что справится и так. Расставив задние ноги и скользя по бетону, она время от времени отчаянно тужилась и заревела, когда наконец показались ножки теленка. Но они виднелись от силы секунду и тут же исчезли, а обессилевшая роженица совсем расслабилась.
В моей памяти снова ожили сцены из книги Хэрриота — я была уверена, что увижу настоящую операцию: надеялась лишь, что не эмбрионотомию. По крайней мере, по моему разумению, следовало провести внутреннее исследование, рукой нашарить во чреве матери копытца теленка или его нижнюю челюсть, зацепить проволочной или веревочной петлей и начинать тащить… Я уже открыла рот, чтобы попробовать предложить свои услуги — у меня маленькая рука и мне было бы удобнее это делать, но дежурная скотница не спешила ничего предпринимать. Она спокойно ждала, и я чувствовала разочарование.
Передохнув, первотелка снова начала тужиться, и я поняла, чего она ждала. На сей раз белые маленькие скользкие копытца показались полностью, сложенные вместе. Потуга роженицы была так сильна, что, когда она расслабилась, копытца не спешили ускользать обратно — только чуть подались назад. Коровка выгнулась дугой и застыла в этом положении.
Скотница обвязала тонкие маленькие ножки веревкой и немного просунула руку внутрь, ощупывая малыша.
— Задние, — объяснила она мне. — Спиной идет. Поэтому она и растелиться до сих пор не может.
В голове словно включилась лампочка: «головное предлежание», «спинное предлежание», «задницей идет». Я забыла, что делать дальше, — все, что предлагал учебник, вылетело из головы. Оставалась лишь смутная надежда и уверенность, что случится нечто похожее опять-таки на эпизод из книги Хэрриота. Мне сунули в руки веревку, и я поняла, что все опять произойдет просто.
Но на сей раз было гораздо тяжелее, чем с первой коровой. Первотелка выбилась из сил, или же теленок в ней застрял. Она понурила голову и не спешила нам помогать. Мы со скотницей вдвоем уперлись ногами в бетонный пол и дернули.
Это оказалось почище перетягивания каната — по крайней мере, тем, что корова была скорее склонна поддаваться нам, только бы ей не причиняли боль. Цепь, которой она была привязана, тянула ее в одну сторону, мы — в другую, и наконец не выдержала самая слабая часть — теленок неожиданно подался и стал медленно выходить.
Самое трудное в отеле продолжается до тех пор, пока не покажется головка — потом любой теленок выскакивает как по маслу. Здесь было сложнее — головка ждала нас в самом конце, а пока мы буквально выдавливали из первотелки задние ножки, туловище и, наконец, саму голову. Под силой собственной тяжести новорожденный в конце концов вывалился сам, упал чуть ли не с метровой высоты прямиком на бетон и затих. Он был почти весь черный, с теми же отметинами на передних ногах и брюхе, что и у его матери. Та, явно испытывая облегчение, никак не реагировала на появление своего ребенка.
Мы со скотницей склонились над ним. Черненькая телочка не дышала, нос и рот ее были забиты слизью, меж зубов виднелся прикушенный синий язык — она задохнулась, наглотавшись плодных вод.
Я уже собиралась запаниковать, ибо и первотелка не собиралась оборачиваться в нашу сторону, но дежурная была опытнее, чем я думала. Схватив пучок сена, она принялась очищать мордочку малышки, силой раскрывая ей рот, поправляя язык и пальцами счищая слизь.
Ее усилия не пропали даром. Телочка вдруг захрипела, задергалась и задышала неровно и шумно.
— Все… Готово, — сказала скотница. — Давай теперь ее к матери.