Эта история, вычитанная мною в одной из газет, всплыла в памяти, и я, не долго думая, сунулась в клетку, схватила Василия за задние лапы и поставила, как надо. И придерживала до тех пор, пока он не выпустил… уже, конечно, не Роджера, а Лапочку, оказавшуюся крольчихой калифорнийской породы.
Юннаты, видевшие это, тут же обступили меня с расспросами:
— А что это они делали? Они дрались, да?
Не в моих принципах скрывать от детей то, что им можно знать.
— Просто наш Роджер оказался самочкой, — объяснила я. — И Васька это отлично понял и поступил с ним так, как положено. Теперь у нас скоро будут крольчата!
От радостного вопля, наверное, содрогнулись стены. Я поспешила успокоить детей и вывела их из крольчатника.
Мои прогнозы оправдались — три недели спустя Лапочка щеголяла с животом, не оставлявшим никаких сомнений в ее половой принадлежности. На радостях я даже по очереди свела с Василием Молли и Диану — кролиться, так всем!
Роды наступили вовремя. Придя после выходных, я обнаружила на столе записку: «Галя, у Лапочки в клетке вчера нашли девять мертвых крольчат». Со всех ног я бросилась к ней.
Новоявленная мамаша как ни в чем не бывало встала на задние лапы, приветствуя меня через решетку, — в такой позе все наши кролики требуют еды.
— Ну что ж ты так! — выговорила я ей. — Девять штук! Могла хоть одного на первый раз оставить?
В это время пришла Тамара Ильинична — после того как вылечили от парши Джульку, мы с нею стали друзьями. Она очень переживала за кроликов, и не проходило и дня, чтобы она не расспрашивала, нет ли каких новостей. Она уже все знала про мертворожденных малышей.
— Да, жалко, — сказала Тамара Ильинична. — Но ведь это первый раз. Она могла просто не знать, что с ними делать… Я читала, что крольчихи убивают своих крольчат, если им не дают воды и если они в охоте.
— А у нее вода была? — спросила я.
— Нет, конечно. Она кролилась в воскресенье, сторожа могли и не знать.
— Ну, тогда ее надо опять к Ваське подсадить, — заявила я, памятуя о том, что крольчиха может быть покрыта в самый день окрола.
Но Тамара Ильинична была категорически против:
— Даже не думай! Она и без того устала. Дай ей отдохнуть недельку. Хоть тело нагуляет.
Она ушла, а я осталась возле клеток. Лапочка догрызала найденную у решетки морковку, а я смотрела на нее.
— Проверю-ка я, в охоте ты или нет, — подумала я вслух.
Осторожно открыв клетку, я вытащила Василия и поднесла к Лапочке через решетку.
То, что произошло, лучше, конечно, увидеть. Заметив самца, Лапочка мигом перестала жевать, повернулась к решетке задом и подняла хвост: «Иди ко мне, любимый! Я сгораю от нетерпения!» Васька рванулся у меня из рук, не оставшись равнодушным к столь красноречивому признанию, и мне ничего не оставалось, как посадить их вместе.
Ненадолго. На полчаса. Потом оба влюбленных снова оказались в разных клетках.
Я намеренно употребляю сейчас это слово — «влюбленные». Ибо клетки Лапочки и Василия стояли рядом, и парочка могла переглядываться и даже тянулась носами друг к другу. Если бы мог, Васька пел бы Лапочке серенады. Ни с одной другой крольчихой он не вел себя так — почти по-человечески нежно.
Но, как оказалось, Лапочка нас все-таки обманула — на сей раз в хорошем смысле слова. Затеяв у нее на следующий день уборку, мы обнаружили в спальном отделении гнездо, выстланное пухом. А в гнезде — крошечного крольчонка. Живого.
Невозможно было описать нашу радость. В первый же день в гостях у мамаши перебывала вся станция. Приходили даже юннаты, занимавшиеся у других педагогов. Каждому непременно хотелось взглянуть на крольчонка, но пока они были вынуждены довольствоваться только горкой белого пуха, которая время от времени принималась шевелиться, когда малыш переворачивался с боку на бок.
К сожалению, эта суета не лучшим образом сказалась на остальных кроликах. Словно желая добавить масла в огонь, и Молли стала матерью. Три дня мы с Тамарой Ильиничной ходили счастливые — первый блин в разведении кроликов не вышел комом! — а потом весь помет Молли был обнаружен с откусанными головами.
— Это она перенервничала, — объяснила Тамара Ильинична. — Тут слишком много народа толчется! Теперь, когда Лапочка и Дианка родят, никого сюда пускать не будем, даже юннатов. Только ты и я!
Говоря это, она решительно сгребала в корзину для мусора содержимое гнезда Молли. Крольчиха мирно жевала зерно у кормушки. Она не чувствовала себя огорченной.
И вдруг на кучу мусора свалился тощенький угольно-черный крольчонок. Целый. Живой.
— Ах ты, мой маленький! — Уборка мигом была забыта. Тамара Ильинична бережно подхватила теплый комочек. — Это как же ты уцелел? Наверное, лежал в глубине, и тебя не отыскали… Сейчас мы тебя устроим!
Она добавила в клетку свежих опилок и положила крольчонка в середину. Едва дверца была закрыта, Молли перестала жевать и направилась то ли проверять, как там ее детище, то ли выяснять, что мы натворили.