Если верить Хэрриоту…

Я молча выслушивала эти замечания, изо всех сил стараясь исправиться, но у меня мало что получалось, пока однажды ко мне не подошел один из наездников нашего отделения.

Их у нас было двое — Николай и Сергей. Сергей, светловолосый улыбчивый парень, всегда пребывал в хорошем настроении и, пожалуй, единственный высказывал свои замечания с оттенком снисходительности. Подойдя сзади, Сергей некоторое время тихо наблюдал за тем, как я тщетно стараюсь увязать ремень, а потом мягко отвел мои руки.

— Да это же очень просто, — улыбнулся он в усы. — Смотри: кладешь их восьмеркой… вот так… Два оборота, и все. А потом чуть ослабляешь и просовываешь свободный конец вот сюда. Так же нижнюю, только наоборот. Сначала ведешь вверх, потом вниз, перекрещиваешь и снова вверх… — Сергей осторожно взял мои руки за запястья, показывая. А потом, когда упряжка была закончена, отступил назад. — Ну как? Поняла?

Я только кивнула, глядя на него сквозь непрошеный туман в глазах. Меня только что пожалели, и, посмотри Сергей на меня чуть теплее, я бы, возможно, в тот же миг влюбилась бы в него. Но он только забросил вожжи на спину лошади, запрыгнул в качалку и рысью выехал из ворот конюшни.

Отправив наездников работать с молодняком, мы с Татьяной принимались за чистку денников. В проход заезжала телега, на которую мы сваливали навоз и старую соломенную подстилку. Одни лошадки реагировали на это вполне спокойно, даже не сразу прекращали жевать. Другие шарахались в сторону. Третьи делали попытку изгнать пришельца, но одного взмаха метлой оказывалось достаточно, чтобы хулиган отступил. Уборку требовалось провести в рекордно короткие сроки, потому что через полчаса начинали возвращаться наездники, отработав лошадей. А как заедешь в конюшню, если весь проход занимает телега, на которой возвышается гора навоза и соломы? Приходилось отгонять телегу в сторону, чтобы принять качалку, а потом заводить ее обратно.

Первые несколько дней работы мы с Татьяной были вынуждены пользоваться транспортом из соседних отделений — нашей кобылы не было, что приводило мою напарницу в тихую ярость.

— Скорее бы Радость привели, — вздыхала она. — Я по ней так соскучилась!

— А кто это? — спросила я.

Татьяна посмотрела на меня удивленно: как можно этого не знать?

— Радость — наша рабочая лошадь, — терпеливо объяснила она с таким видом, словно я обязана знать рабочих лошадей всего конезавода.

— А где она сейчас?

— Ее на выжеребку отвели. У моей Радости жеребенок. — Голос Татьяны чуть дрогнул. — Я его не видела… Скорее бы ее привели!

Она продолжала повторять это по несколько раз в день и наконец однажды утром встретила меня с сияющей улыбкой:

— Привели! Наконец-то! И жеребеночек такой хорошенький!.. Сегодня она побудет в деннике, а завтра мы с нею будем работать.

Не слушая моих возражений, Таня потащила меня любоваться на малыша и его мать.

Я заглянула через решетку. Еще вчера этот денник был пуст, теперь в нем была толстым слоем навалена солома, грудой лежало сено, а поперек денника стояла, заполняя его целиком, громадная рыжая кобыла. Пригнув голову и насторожив уши, она внимательно смотрела куда-то себе под ноги.

— Жеребенок, — благоговейно прошептала Татьяна, толкая меня в бок. — Вон там… Радость! Радость! — позвала она.

Кобыла вскинулась, фыркнула. Глаза ее потемнели, ноздри затрепетали. Она насторожилась и пристукнула копытом об пол.

Постояв около нее еще немного, мы отправились заниматься делами.

Как обычно, мне досталась одна половина отделения, а Татьяне другая. На сей раз она, закончив свою половину, перешла помогать мне, а потом мы вместе отправились дальше.

— Заходи и начинай чистить у Радости, — распорядилась Татьяна по дороге. — А я пока съезжу навоз сброшу.

До навозохранилища ходу всего ничего — даже я справлялась с поездкой и разгрузкой в одиночку. Татьяна должна была обернуться за пару минут, но эти минуты мне предстояло провести в деннике с только что ожеребившейся кобылой.

Впрочем, я не боялась — Таня неоднократно рассказывала мне о шелковом нраве Радости, и я про себя решила, что мне ничего не грозит. Решительным жестом распахнув дверь, шагнула в денник…

И встретила зловещий взгляд. Кобыла, до той поры мирно жевавшая мешанку, повернулась ко мне и пристально обозрела меня с головы до ног. В ее взгляде не было и намека на миролюбие. «Кто ты такая и какого черта сюда заявилась?» — говорил ее взгляд.

Проще всего и правильнее было немедленно отступить и дождаться Татьяны — пусть сама чистит у своей ненаглядной, раз так уверена в ее характере. Но одно воспоминание о том, какими глазами она иногда смотрит на меня, заставило забыть и страх, и здравый смысл. Я осторожно притворила дверь и шагнула вперед.

Первое, что я увидела, была огромная куча навоза. Она доходила мне примерно до колен. Трудно было поверить, что все это дело одной кобылы, которая простояла здесь всего ночь. Солома превратилась в неприглядного вида массу, неприятно пахнущую мочой. Но самое страшное — посреди этого мусора и грязи стоял, покачиваясь, крошечный тощий жеребеночек, рыжий, в свою мать.