— В вашем пединституте, на индустриально-педагогическом факультете.
Инга достала из сумочки фотоаппарат, пересняла фотографию.
— Теперь посмотрите вот это, — протянула Аникшина Инге листов двадцать, исписанных нервным неровным почерком, с какими — то странными рисунками, скрепленных большой железной скрепкой.
Какие-то наброски, скорее всего, черновик, судя по тому, как некоторые фразы и целые абзацы старательно вычеркнуты. Но черновик очень аккуратный, как будто каждое слово тщательно продумано или кем-то продиктовано. Наверное, чистовик мало бы отличался от этих первоначальных набросков.
— Скажите как человек пишущий, — посмотрела Аникшина своим спокойным и в то же время вызывающим какую-то смутную тревогу взглядом, прямо в глаза Инге. — Если человек только что начал роман, который считает главным делом своей жизни, если он хочет в этом романе открыть истину, которую знает только он сам… Скажите, такой человек может вдруг покончить с собой?
13
Покинув странный дом со светло-зелеными стенами, Инга полной грудью вдыхала влажный воздух с такой радостью, будто в первый раз вышла на улицу, выздоровев от тяжелой болезни.
На прощание Светлана вручила девушке темно-розовую прозрачную папку с черновиками Аникшина.
— Не волнуйтесь, я обязательно верну — только сделаю ксерокопию.
— Можете оставить ее у себя… Может, даже опубликуете отрывок в своей газете. Сережа был бы очень рад.
И все-таки в первую очередь девушка принялась узнавать у прохожих, где поблизости можно сделать ксерокопии.
Подсказка молодого прохожего с таким же рюкзаком, как у нее, по всей видимости, студента, привела Ингу к неприметной деревянной двери, которую украшали сразу две скромные желтые вывески с черными буквами «Фотография» и «Ксерокс».
И камера, и компьютер, и ксерокс находились в одном небольшом помещении.
Молодой человек с темной бородкой и ушами странной формы, такие обычно бывают в фантастических фильмах у оборотней, — типичный фотограф — быстро отксерокопировал рукопись.
— Приходите еще, — улыбнулся молодой человек с необычными ушами. — К нам не часто заглядывают такие.
«Такие» прозвучало комплиментом.
Инга выскользнула на улицу раньше, чем симпатичный молодой человек успел попросить у нее телефон. Правда, на прощание ослепительно улыбнулась.
Ну вот, теперь можно с чистой совестью искать гостиницу. Погода, между тем, прояснилась, и можно было не особенно спешить… Тем более, что Меркулова и прочих «завистников» она сможет увидеть только завтра.
Светлана сказала, что члены клуба «Третий глаз» каждую неделю собираются в доме культуры. Имеет смысл прийти прямо туда, и лучше сразу не представляться журналистом.
Скучающая женщина средних лет, администратор гостиницы, оживилась при появлении девушки.
— Горячей воды нет уже неделю, — предупредила женщина, пока Инга заполняла бланк. — Но могу дать кипяток. Зато туалет и душ в каждом номере.
Выпив чаю в кафетерии на первом этаже этого же здания, но с другого входа, так что попасть туда можно было только с улицы, Инга вернулась в гостиницу.
Дверь с номером «24», ключи от которой ей с улыбкой вручила приветливая администратор, находилась на втором этаже, куда вела темная лестница.
То, что представляло собой холл — журнальный столик, два кресла с выцветшей обивкой и засушенные высокие стебли в вазе, стоящей на полу — было зачем-то отгорожено мрачной белой решеткой.
Откуда-то доносились пьяные мужские голоса.
В номере оказались только кровать, тумбочка и странная картинка в рамке на стене. Поздняя осень. Ветер сорвал уже последние листья. От такой картинки (скорее всего, репродукция из учебника) душный и влажный номер кажется промозглым.
Инга открыла форточку. Стало совсем холодно. Пришлось закрыть.
Девушка вздохнула. Ничего не поделаешь — пару дней придется потерпеть. Хорошо, еще есть «Тень Элизабет» в рюкзаке, и ксерокопия начатого романа в темно-розовой папке.
Инга скинула рюкзак, голубую ветровку и малиновый свитер с горлом. Осталась в джинсах и летнем сиреневом топе. Очень удобно, когда едешь в командировку, одеваться, как капуста. Всегда можно снять лишнее.
Удобно устроившись, сидя по-турецки на кровати, застеленной серо-синем пледом, Инга принялась исследовать рукопись.
Пожалуй, это будет полюбопытнее «Тени Элизабет»… Во всяком случае, начиналась она весьма интригующе…
Две тысячи лет Одинокий Лот ждал этого дня… И вот он настал. Одинокий Лот не бежал — летел по Долине Скал, и его черный плащ и длинные темно-зеленые волосы развивались за его спиной, точно крылья. Зеленоватое лицо мудреца было озарено таким ярким внутренним светом, что его глаза сияли, как два маленьких солнца. И вот, когда вдали показалась Скала Пророчеств, Одинокий Лот, действительно, поднялся на воздух и не заметил сам, как оказался на самой вершине самой высокой в Долине Скал скалы.