— Самое прямое! — Меркулов в этот момент совершенно не был похож не Жерера Депардье. Губы эзотерика искривились в странной усмешке, холодной и липкой, как след дождя на стекле. — Жизнь и смерть — две стороны бытия. Чтобы родиться заново, нужно сначала умереть.
— Как это родиться заново? — не поняла Инга.
Меркулов усмехнулся почти презрительно. Точно также кривил рот, поблескивая зрачками, и Женя- Оригами.
— Третий глаз есть только у посвященных, а посвященным может стать только тот, кто прошел второе рождение. А для этого надо пройти через искусственную смерть.
— Что это за смерть такая? — забеспокоилась Инга, снова утратив (который раз за последние несколько дней?) бесстрастное выражение лица.
Меркулов заметил ее беспокойство, и в его голосе появились успокаивающие и даже веселые интонации.
— Вон — Женя знает. Правда, Женя?
— Да-а, — радостно подтвердил бывший ученик Шао-Линя. — Ничего страшного. Просто долго идешь по длинному — длинному коридору. А все вокруг только черное и белое…
— Подожди, Женя, ты не умеешь рассказывать! — перебила поэтесса и закатила глаза, как будто собралась пророчествовать, и начала рассказывать, будто вспоминая, быстро-быстро. — Ты не идешь, тебя толкает какая-то сила, и ты не можешь ей сопротивляться. Просто идешь — шаг за шагом, и каждый шаг как удар сердца. Ты понимаешь, что спишь. Сначала с тобой происходят какие-то цветные метаморфозы, которые уводят тебя так глубоко, что сон перестает быть сном и становится ЕДИНСТВЕННОЙ РЕАЛЬНОСТЬЮ. Ты идешь по белому коридору в белых одеждах. Все вокруг вдруг становится черно-белым, и, может быть, именно поэтому ЧУВСТВО РЕАЛЬНОСТИ обостряется, как никогда. Но ты еще пытаешься проснуться, пытаешься остановиться… Ты заворачиваешь в какие-то комнаты идеальных квадратных форм, где какие-то люди чертят какие-то схемы. Некоторые даже пытаются тебя задержать, но ты уже чувствуешь запах обугленных нервов, невидимая сила двигает тебя вперед, и, кажется, этому не будет конца, потому что рассыпаться на атомы очень больно. Шаг за шагом… ты идешь по тому же коридору, но он уже в космосе, и все остальное уже неважно. Только боль и запах гари. Вдыхая его, задыхаешься, но конец уже близок. Ты его уже видишь, не понимая уже, кто ты, потому что тебя уже нет. Память — прошлое, настоящее, рассыпается на атомы… А впереди, там, где кончается коридор, воронка и хаос, который засасывает, закручивает то, что было когда-то тобой… Ты еще слышишь какие-то голоса и видишь какие-то лица, которые не можешь уже узнать…
И проще уже умереть, чем вернуться назад, но ты должен родиться заново…
— У вас тоже открылся третий глаз? — перебила Инга, раньше, чем Анна Николаевна принялась во всех эзотерических подробностях рассказывать о своем возвращении на землю, но этого избежать не удалось.
— Конечно!
— Вы стали ясновидящей?
— Я начала писать стихи! — и достоинством ответила Анна Николаевна. — Ведь поэзия — это то, что нельзя увидеть обычными глазами. Ведь мир совсем не такой, каким мы видим его. Вот видите эту стену… — поэтесса сверкнула глазами на стену напротив. — Вот стена. В стене дверь. Но дверь на самом деле не нужна, потому что можно пройти и сквозь стену. Но мы не можем сделать этого, потому что видим дверь. Да и стены не нужны, потому что все, что мы видим, все, что создаем вокруг себя — это только образы, а образ мира проходит. Каждый из нас — только материя и память. И любовь. Память и материя — это и есть наше Я, оно разрушается, когда ты умираешь. А любовь… Любовь остается.
— Но как это умереть, чтобы сразу же родиться?
Инга поймала себя на том, что женщине в большими глазами и улыбкой Джаконды все-таки удалось ее заинтриговать.
Меркулов загадочно усмехнулся:
— Не все сразу. Сначала надо подготовиться.
— Нужно очень далеко зайти в астрал, — догадалась Ася.
— Можно и так сказать, — согласился Меркулов.
— Но если посвященные могут проходить через стены, то почему вы вошли сюда через дверь? — обратилась Инга ко всем сразу, глядя в бледно- голубые глаза Меркулова. Глаза без определенного выражения. Такие же были у Аникшина.
Меркулов весело рассмеялся, но глаза (издалека, из угла казалось, что он улыбается и глазами) остались холодными.
— Зачем проходить через стену, если есть дверь? Да и что скажут те, кто не умеет этого делать? А если серьезно… — Меркулов перестал улыбаться. — Для того чтобы пройти через стену, нужно долго входить в особое состояние, и сделать это достаточно сложно. Даже не у каждого посвященного это получится.
— Об особом состоянии я уже слышала от другого посвященного, — выпалила Инга. — А еще он говорил, что будет жить вечно, выпил керосина и отравился.
Меркулов остановил на Инге неподвижный взгляд, в котором по-прежнему не отражалось ничего.
— Он не был посвященным, — медленно, спокойно произнес Меркулов.
У Инги ни на секунду не возникло сомнения, что Меркулов говорит об Аникшине. Что-то, похожее на страх, промелькнуло на лице президента клуба «Третий глаз». И все-таки, чтобы не оставалось сомнений, Инга возразила: