— Добрый вечер. Алиса, — целует руку моей матери. — Эдуард Сергеевич. С юбилеем! — обменивается с отцом рукопожатием. — Долголетия и процветания Вам!
— Спасибо, дорогой, — папа, улыбаясь, хлопает его по плечу.
— Настя, — глаза Амирана останавливаются на мне. Изучают. Исследуют. Загораются недобрым огоньком. — Украду тебя? Потанцуем?
— Да.
Соглашаюсь. Желание сбежать отсюда чересчур велико. Я ощущаю страшный дискомфорт, стоя рядом с его матерью.
— Алиса, твоя дочь давно посещала врача? — слышу уже за спиной. — Анастасия такая бледная…
Врача.
Не удивлюсь, если столь помешанная на здоровье особа потребует перед свадьбой прохождение полного медицинского осмотра.
— Ты нормально себя чувствуешь?
— Я в порядке, — в который раз выдаю словно робот.
— Что сказала моя мать? — кладёт свои медвежьи лапы мне на талию.
— Что я не смогу выносить наследника из-за чрезмерной худобы, — говорю, как есть, обнимая его за шею.
— Понятно. Не обижайся на неё, Настя. Дети — больная тема. У младшего брата жена не может забеременеть четвёртый год. Какие-то проблемы. Вот она и переживает.
— Ясно.
— Ты замёрзла? — нахмурившись, чуть отклоняется. Заметил ту дрожь, с которой я не могу совладать.
— Не замёрзла, это просто стресс. Здесь так много людей…
— Отвыкла? — касается губами моего виска.
— Да.
В этот момент пытаюсь понять, отзывается ли во мне хоть что-то.
В нос помимо воли пробирается его запах. Раньше мне очень нравился этот парфюм, но теперь… Теперь что-то не так. Танцуя с ним, я почему-то беспрестанно борюсь с желанием отодвинуться подальше и увеличить расстояние, кажущееся чересчур интимным.
— Выглядишь великолепно. Красивое платье, красивая ты, — говорит он, склонившись к моему уху.
Молчу, пока он рассыпается в комплиментах. Мне совсем не хочется с ним разговаривать. И уж тем более, нет настроения флиртовать.
— Все мужчины не сводят с тебя глаз.
Мелодия, к счастью, заканчивается. Спешу выбраться из его объятий. Благо, теперь есть повод.
— Пора показать им, кому ты принадлежишь, Настя, — заявляет он, глядя на меня.
Отвратительнее формулировки не придумать.
— Эдуард Сергеевич, Анастасия…
Отстранённо наблюдаю за тем, как достаёт из кармана пиджака маленькую бархатную коробочку, и как по щелчку ему подносят букет шикарных алых роз.
Глава 25
Данила
— Э, подъём! — кто-то из мужиков пытается растолкать меня.
— Встаю, — открываю глаза, отлипаю от стены и, зевнув, поднимаюсь на ноги.
— Ты чё тут делаешь, парень? Не уходил вчера, что ли? — прищуривается Валерий Саныч.
— Не, просто пораньше пришёл.
— Да не заливай мне тут! — ожидаемо не верит.
— Уснул, сорян, — пожимаю плечом.
— Спящая красавица хренова! Десять фур пришло пять минут назад, — сообщает он недовольно.
— Уже иду, — застёгиваю куртку и шурую к выходу.
— Эээ, — окликает он меня снова. — Сегодня работаешь, а завтра чтоб духу твоего тут не было! Халтурщики и бомжи мне не нужны. Ты понял?
Не оборачиваясь, киваю.
Сжав челюсти, нецензурно про себя выражаюсь.
Выбираюсь на улицу через распахнутые ворота.
— Ты где ходишь, Паша?
Не сразу соображаю, что обращаются ко мне. За последние полгода я как только не представлялся в целях конспирации. Пашей, Сашей, Костей. Всех имён и не припомнить.
— Давай быстрей за дело. Подменишь Степаныча, у него спину защемило.
— Без проблем, — встаю туда, куда указали и присоединяюсь ко всеобщей работе, выполняя обязанности грузчика в последующие несколько часов.
Морозно. Снег крупными хлопьями валит всё утро. Зима в Москве холодная. По крайней мере, мне, как жителю Юга, так кажется.
Звон битого стекла непроизвольно останавливает процесс погрузки.
— Чёрт! Только не это! — Рустам, болтливый кавказец, любящий напевать песни, хватается за голову.
— Считай, что бесплатно день отработал, — комментирует произошедшее Борис, ворчливый дядька, с чего-то возомнивший себя главным.
— Это в лучшем случае. Если Саныч в настроении.
— Ну ты даёшь, десять ящиков всего осталось дофиналить.
— Конец мне! У дорогой Фатимы, моей дочки, день рождения! Как без подарка покажусь ей на глаза? — растерянно смотрит на ящик с бутылками.
— Открой, посмотри, сколько разбил, — советует рыжеволосый парень, чьё имя я никак не могу запомнить. — Мож пронесло.
Не, судя по звуку, не пронесло.
— Кто что разбил, дырявые? — доносится до нас голос начальника склада.
Рустам аж чуть не плачет, и мне чёт так жаль его становится…
— Я уронил, — громко отвечаю, недолго думая.
Кавказец, приоткрыв рот, изумлённо на меня таращится.
— Уронил? Ну вот и вали теперь на все четыре без гроша в кармане! — кричит Саныч. — Сначала он спит, когда все пашут, теперь бутылки мне бьёт! Проваливай давай! Сейчас же! — тычет пальцем в неведомом направлении.