Если желания не сбудутся

— Я просто стояла и ничего не делала! — Циноти дернула себя за косу. — Мама, ты понимаешь? Я струсила настолько, что у меня ни руки, ни ноги не шевелились, пока девчонки дрались, я даже вырваться сама не попыталась, это Таня вытащила меня из машины!

— Такое бывает от сильного внезапного испуга, не вини себя.

Но Циноти не может себя не винить. Как она могла не сопротивляться, почему она думала, что способна справиться с любой опасной ситуацией, а сегодня, когда ее едва не украли, стояла, как глупая корова, и только глазами хлопала да скулила!

Циноти понимает, что никогда себе этого не простит. Худшее, что можно сделать, — это потерять собственное уважение, а она его сегодня утратила полностью. Она оказалась просто трусихой и тряпкой. А Сима, хрупкая и немного странная Сима, к которой Циноти относилась слегка снисходительно, дралась, как кошка, и так отделала нападающих, что не скоро они залечат отметины от ее когтей.

— А Танюшка где? И Сима?

— Танюшка на кухне, ты же знаешь, когда она перенервничает, то делается голодной, как волк. А Сима с Милошем во дворе на скамейке.

И вот это «Сима с Милошем» осушило слезы Циноти.

Сима с Милошем.

— Мама?

— Боюсь, твой брат полюбил неподходящую девушку.

— Мама, ну ты что! — Циноти удивленно смотрит на мать. — Сима хорошая, очень добрая, а как она сегодня…

— Да разве я против, детка? — Сакинда вздохнула. — Хорошая девушка, чистая душа. И мы с отцом слова бы не сказали, что ты! Разве можно препятствовать счастью своих детей! Но не полюбит она твоего брата, она его даже не видит — так.

— Почему не полюбит? Потому что цыган? Мама, Сима не такая совсем, ей это не важно.

— Дело не в том, что Милош цыган, а в том, что не умеет она любить, не знает даже, как это. — Сакинда погладила Циноти по голове, как маленькую. — Любви, как и всему остальному, нужно учить с рождения — только любовью, а эту девочку в детстве сломали — будь они прокляты, негодяи, что такое сотворили со своим ребенком! И она закрылась от всех и не научилась любить. Да и у кого бы она этому научилась, если за всю жизнь ее любил один только кот? Вот кота она и любила — так, как умела, как он научил ее, а людей она любить не умеет, просто не знает как.

— Это… это же страшно, мама!

— Ты права, дочка, это страшно, конечно, очень страшно. Вот вы у нас в любви росли, мы с отцом и помыслить не можем, что можно по-другому, хоть и обходились с вами строго, но это же ничего не меняло. А эту девочку взрослые, которые пустили ее на свет и должны были оберегать как самый драгоценный клад, швыряли друг другу, как ненужную вещь, которую выбросить — перед людьми стыдно, а в доме не нужна. И все, что у нее в жизни было хорошего, доброго и настоящего, — это был ее кот, ты это можешь представить? Она — как Маугли, вышедший из джунглей. Выглядит как человек, разговаривает и прочее, но вот пропади все человечество разом, она и не почешется, а умер ее кот, и она горюет так, что у меня душа болит смотреть, как она убивается, а ведь это и понятно: она потеряла единственное существо, которое любила и от которого видела любовь. Так не должно было быть, но так вышло, и как она может полюбить моего сына? Как она даже понять это сможет? Одна надежда, что оттает она между нами. Душа-то в ней живет хорошая, человеческая, хоть повадки кошачьи все.

Они замолчали, прижавшись друг к другу.

Конечно, Циноти знала историю Симы, все в доме знали. Но она до сих пор не понимала, что это на самом деле значит, а теперь поняла.

— Она ни минуты не раздумывала, прыгнула на капот и давай лупить этой железкой им по стеклу!

Циноти сжимает кулаки. Сима не сомневалась и не боялась, словно в ней и вовсе страха нет. Конечно, кошачьи повадки, она и дралась точно как кошка. Царапалась, кусалась, прыгнула на капот, потом на спину одному из похитителей. И постоянно моется и все вокруг моет, а по лицу ни за что не узнаешь, о чем она думает.

— Такая маленькая, тоненькая — а царапала их, лягалась и кусалась, и железкой этой их охаживала! — Циноти вдруг засмеялась сквозь слезы. — Они же не ожидали этого, мама! Они думали — ну, что там, девчонки! Что они могут! А пока Сима курочила им машину, Танюшка с другой стороны подобралась и как вцепится той тетке в волосы!

Циноти закрыла лицо руками и заплакала, ее снова затрясло.

— На вот, выпей, дочка.

Это бабушка Тули вошла тихо, как может только она ходить. Бабушкина рука гладит Циноти по голове, поправляет косы.

— Выпей и успокойся, все позади. — Тули присела рядом с внучкой. — Вот так раньше девушек воровали, и никто тут ничего не мог поделать, не смогла убежать, отбиться — значит, живи в новой семье, уважай мужа и его родню, назад вернуться ты уже не можешь. Прошли те времена, да не совсем, но мы бы тебя на дне моря нашли, нашу девочку бриллиантовую, мы бы тебя не оставили невесть где и невесть с кем! Выпей, тебе нужно успокоиться. И ты, Сакинда, тоже.

Циноти знает, что спорить с бабушкой бесполезно, а потому покорно берет из ее рук теплую чашку.

13