Если желания не сбудутся

Виктор весь провонял костром, но хуже было то, что ради прикрытия ему пришлось несколько дней не мыться, и теперь его ничто не отличало от бомжей. Он думал о том, что Раиса не пустит его домой, когда он заявится в таком виде, и прикинул, можно ли будет потом, когда его задание закончится, вначале напроситься к Дэну — привести себя в порядок. В отделе были душевые, но уже два месяца как там что-то чинили, и конца этому ремонту не предвиделось, а вернуться домой, благоухая помойкой, немыслимо, Раиса будет недовольна.

Но пока до возвращения было далеко. Он подумал о Раисе и вздохнул: вот сколько лет женат на ней, а она по-прежнему волнует его, даже просто вспомнит — и готов на крыльях лететь домой.

Только крылья смотрелись бы дико с его грязными тряпками, а других ему сейчас не полагается.

На кладбище жила группа бездомных, устроивших себе место для ночлега в старой полуразрушенной сторожке. Они починили ее как могли, и кладбищенское начальство не прогоняло их, потому что они выполняли несложные работы: убирали территорию, уносили сухие ветки, иногда помогали при рытье могил. За это им позволялось собирать с могил то, что люди оставляют на помин души усопшего, а это конфеты, печенье, иногда — спиртное. Ну, и милостыню на кладбище всегда подают хорошо, так что чужаков местные не любят, те отбирают у них хлеб.

Виктора не прогнали только потому, что у него была бутылка пойла без опознавательных знаков и закуска в пакете — две банки бычков в томате, хлеб и кусок копченой колбасы. Все это Виктор добыл в супермаркете, куда наведался с целью договориться о кормушке с просрочкой, потому что ему нужна была именно просрочка, для его прикрытия свежие продукты значили провал, а так — ну, нашел в мусорном баке за супермаркетом, туда часто выбрасывают, и пришел на кладбище поесть, чтоб не отняли другие такие же бездомные граждане.

Знакомый начальник охраны покивал головой — он-то понимает, зачем это надо, отчего же не помочь бывшему коллеге. Обещал всецело содействовать.

А пойло в бутылке Виктор сделал собственноручно и знал, что может употребить его без риска для жизни.

И вот когда он со всем этим скарбом расположился между могилами, всем своим видом давая понять, что собирается пообедать чем бог послал, нарисовался кладбищенский абориген, представившийся Вольдемаром, и Виктор великодушно предложил ему разделить трапезу. Вскоре к ним присоединился еще один отщепенец — Палыч, худой мужик лет пятидесяти, с длинным носом и хищными темными глазами. И они вместе раздавили бутылочку, закусывая принесенной Виктором снедью, а потом новые знакомые внесли в общую трапезу и свой вклад в виде пачки крекеров и горстки слипшихся карамелек.

— У нас тут, брат, порядок. — Палыч, сыто рыгнув, довольно прищурился. — Чужие тут не ходят, но если хороший, душевный человек, то отчего же не посидеть вместе? Жизнь — она такая сволочь, не успеешь оглянуться, а уже и в яму пора, а нам вот даже яма индивидуальная не положена, и уж точно не на этом кладбище.

— Какая тогда уже разница. — Виктор сделал удрученный вид. — Умер — и баста, о чем толковать? А что там с трупом, не важно.

— Не скажи, брат! — Вольдемар почесал голову и значительно крякнул. — Вот я бы хотел, чтоб меня, значит, похоронили тут. Нет, не прямо на этом месте, а вон там, в самом дальнем конце кладбища есть местечко — тихо, старые деревья шумят, и захоронения старые, и все больше детвора — вот мне бы туда, в тишине, среди ангелов…

— Что тебе делать среди ангелов! — Палыч зло блеснул глазами. — Детские кварталы даже самые беспредельщики-металлисты не трогают. Утащить оградку с детской могилки совсем западло.

— Так я не тащить оградку хочу, коллега, а найти там последнее пристанище… — Вольдемар вздохнул. — Чистоты хочется, одна грязь кругом, глаза бы не глядели…

— На кладбище не бывает чистоты, смерть — грязное дело. — Палыч поморщился. — А то ты не знаешь, как иной раз несет, когда хоронят в родственной могиле, да неглубоко зароют, поленятся раскопать.

— Вот потому и хочу в детский квартал, там не так.

— Всех нас зароют в скотомогильнике под общей табличкой, даже креста не поставят. — Палыч с надеждой тряхнул опустевшую бутылку. — Слушай, Витек, хорошее пойло было, где взял?

— Пойло хорошее, и закусь не хуже. — Вольдемар мечтательно вздохнул. — Но — мало. Минимализм, коллеги, хорош в живописи, в эстетике несъедобного, так сказать, а в питии и закуске хороша умеренность, но минимализм сводит удовольствие на нет.

— Ишь, завернул! Пробрало. — Палыч засмеялся. — Но в одном он прав: хорошо, но мало. Где взял?

— А за супермаркетом на Победе баки, они туда всю просрочку вываливают, но еда хорошая.

— А пойло?

— Пойло мой знакомый делает в сарае, я ему помогаю мешки таскать с сахаром и так иногда кое-что делаю для него по мелочи, вот он мне и дает свой продукт. Да кабы знать, что встречу душевную компанию, я бы и больше притащил. — Виктор тоже почесался, чтобы не выбиться из образа. Впрочем, немытая голова чесалась взаправду. — Но я могу принести еще, просто идти далеко, а потом тащить…