Если желания не сбудутся

— А, ну да… — Димон почесал в затылке. — Позвонил мне какой-то тип и говорит: интересуюсь книгой, продай. А я вначале предметы просто выставляю, а потом по спросу формирую цену. Я и говорю: пока цену не сложил, просто показываю, чтоб народ проникся. Он мне с ходу: даю тебе десять тысяч долларов, и снимай с продажи. Тут-то я и смекнул, что книга непростая попалась, не лажа какая-то, и говорю: не, чувак, я знаю ее цену. Тогда он говорит: пятьдесят тысяч кэшем, и расходимся. Пятьдесят кусков вечнозеленых денег за гнилую книжонку! Понятно, я согласился, а кто бы не согласился? Назначили встречу, я привез книгу, он отдал мне бабки, и все по-честному. А он мне и говорит: там, где была эта книга, должен быть и ключ — небольшой такой, выглядит как цилиндр с печатью, сантиметра три, не больше в длину, на цепочке. Я говорю ему: чувак, никакого ключа там и близко не было, был вот крест и четки. А он залупился: должен был быть, и все. И выглядит это не как обычный ключ, а просто такой кусок металла на цепочке. И тут я подумал: Ромка-то собирался в тряпье этого монаха пошарить, а что, если ключ нашел? А этот говорит: если скажешь, у кого ключ, я тебе пятерку прямо сейчас накину. Я возьми и скажи, что, может статься, напарник нашел его, но это неточно, потому что я не видел. Ну, тот мне пятерку отлистал и ушел, а я ходил, думал и через пару дней смекнул: наверное, это я нехорошо сделал, что слил Ромкины координаты без его разрешения, мы так никогда не поступали. Вот и позвонил ему, а он меня дебилом обозвал…

— Как выглядел покупатель?

— А вот… — Димон поднялся и порылся на полке. — Я тут его нарисовал по памяти, так что если встретишь, то мимо не пройдешь, узнаешь.

Реутов взял в руки лист обычного формата и удивленно поднял брови. Возможно, в голове у Димона светилась не самая яркая лампочка, но рисовать он умел. С рисунка на него смотрело лицо смуглого человека с неожиданно светлыми глазами, голубыми, как у собаки-хаски. Глубокие залысины, заметные носогубные складки, крупный нос, а под ним — неожиданно полные губы, хотя этому лицу они совершенно не шли. Неправильное лицо, немного пугающее, но очень узнаваемое.

— Как же они тебя не выследили?

— А как ты меня выследишь? — Димон засмеялся. — Я всегда назначаю свои встречи в «Пинте». А туда добираюсь под землей. Ну, чего глядишь? Ты в курсе, что под Александровском есть сеть ходов? Теплотрассы, бомбоубежища и прочее. И я иду по ним, выныривая в доме номер шесть по Жданова, выхожу из подъезда — и до «Пинты» сто метров. И обратно таким же способом. Ну и отследи меня, если сможешь.

— Хитро.

— Это Ромка придумал. — Димон вздохнул. — Что теперь я без него делать буду, непонятно. Конечно, теперь деньги есть, и хотя на Майами их не хватит, но я что-нибудь придумаю. Считаешь, Ромку убили из-за того, что я дал на него наводку?

— Пока не знаю. — Реутов спрятал портрет в папку. — А книга… Как она выглядела, нарисуешь?

— Обижаешь, чувак! — Димон захихикал. — Я отсканировал каждую страницу и оторвал пару последних страниц, где что-то было написано от руки. Я же не совсем дурак, ты че!

Реутов кивнул. Да, абсолют встречается редко, но Димон почти достиг его.

15

Сима переводила фантастический роман.

Любой язык — это стройная система, переплетающаяся с другими такими же системами, и если знать слова, то можно отследить историю целых народов: их миграцию, их верования, взаимопроникновение и ассимиляцию. Нужно просто знать, что искать, а Сима знала.

Она совершенно точно помнила, когда начала постигать чужие языки.

Ей было пять лет, родители оставляли ее дома одну, с кучей видеокассет и старым видеомагнитофоном, и она, чтобы не бояться в пустой квартире, все смотрела фильмы со старым переводом. Звучали голоса, что-то происходило на экране, а Сима завороженно смотрела на красивых мужчин и женщин, на их одежду, их квартиры и дома, на ухоженные улицы и какую-то совершенно другую жизнь, которой до этого не встречала. Лица вокруг нее были далеки от совершенства, одежда у людей не отличалась красотой, а те квартиры, что знала Сима, были небольшими, грязными и захламленными, а улицы — засыпаны мусором, грязные тротуары в ямах и плевках. А главное — там, в этих фильмах, люди говорили на каких-то иных языках, и голос за кадром переводил, а Сима запоминала слова, обороты, интонации, звучащие на фоне гнусавого голоса переводчика. Ей была удивительна и жизнь, и то, что она видела на экране, ей казалось, что, если она сможет говорить, как те люди на экране, она станет такой же, как они.

И она запоминала. Потом она поняла, что языки разные, и построила свою систему, по которой запоминала — и оказалось, что в этих языках много общих слов, просто немного по-разному произносящихся. Ей хотелось учить все новые и новые слова, чтобы составлять предложения. Ей это казалось веселой игрой, вот только играла она в нее одна.