Эссе

Почти буквальное мировое потрясение, свершенное этим изменением, становится очевидней на примере следующего сравнения: то, что произошло психологически или же в воображении при открытии кровообращения (или же то, что отражено в нем), есть транспозиция извне арехетипической идеи изначального, пра-потока внутрь человека. В мифическом времени эта архетипическая идея проецировалась в реальность космоса, сейчас же, в век науки, та же идея переживается как проекция внутрь человеческого тела — стремление крови в наших артериях и венах стало новым носителем древней мифологической концепции. Человек, скажем так, вовлек в себя, интериоризировал Океанос, а таким образом и саму идею пра-реки, окружавшей человека. Однако, было бы уместней сказать, что человек стал жертвой процесса транспозиции Океаноса. Имея в виду мифологический мотив четырех рек, не столь уж отдаленный от нашего времени (четырех рек Рая, четырех рек, спадающих с вершины горы Меру в Индии, опять-таки четырех рек Германцев, берущих начало в роднике Хвергельмир, etc.), Дэвид Миллер сформулировал следующее наблюдение: "Когда мифологическая система символов оставляется ради более изощренной и сложной точки зрения на космос, реки уходят и сокрываются в человеческом теле", [40] а именно, под именами четырех телесных влаг средневековой доктрины темпераментов.

А современная биология на самом деле вовлекает воображение во все детали включения Океаноса в сознание. В основе ее проекта лежит все та же идея, проецируемая, однако, на простейшие организмы и их окружение. Биологи верят в интериоризацию моря в результате открытия схожего композиционного состава ионов морской воды и человеческой крови. Можно сказать, что человек биологически не обрел независимость от Океаноса, более того, он, скорее, стал его носителем, "в" чьей среде, в чьем посредовании он живет по-прежнему — с ним вокруг себя внутри своего тела (принявшего вид редуцированной системы кровообращения). Биология посредством научной демонстрации идеи интериоризации Океаноса как буквального явления, тем не менее, психологически ставит вопрос о завершении таковой интериоризации, теория которой общепризнана, тогда как во времена Харви, даже будучи фактом, она располагалась на уровне бессознательного. Если это "научно доказано" и является объективным фактом, не зависящим от нашего мышления и коренящимся в реальности физической природы, например — кровообращения как внутреннего "океана", тогда психологическая разрушительность изначальной природы Океаноса, как всеохватывающего потока, предстает абсолютной: конкретной, физической.

Эти превращения истории души и впрямь невообразимы, поскольку измеряются инверсией Бытия, вывoрачиванием наружу (или вернее извне — в) [41]. Прежде человек экзистенциально располагался в центре земли, окруженный перво-потоком, зная, что он огражден им со всех сторон. Сегодня он несет этот поток пульсирующей жизни в себе! Очевидно, что такой факт неимоверно возвышает человека в собственных глазах, поскольку не имеет особого значения, где живет человек с образом реки жизни, окружающей все земное, включая его существование, или же где проживает он с образом жизненного потока, циркулирующим в нем самом. Однако каждая из этих возможностей влечет за собой совершенно иной способ бытия-в-мире, иное отношение к себе и к вещам на земле, сущностно иную ориентацию к внешнему, к видимому и осязаемому миру, и далее к земной и божественной реальности. Каждая из этих двух возможностей освобождает человека по-разному, устанавливая одновременно различные пределы.

Чтобы узнать, что значит жизнь в мире, окруженном Океаносом, нам необходимо более пристальное знание мифологического сознания в сумме воображения такой реальности. Для мира Греков, — здесь я по большей части опираюсь на материалы, собранные Онайенсом, [42] — Океанос не сводился только к манифестации реки или воды, но более глубинно связывался с образом змея, опоясывающего землю, подобно единому поясу. Мы уже встречались с этим змеем, с "Кольцующим мир" древнего Египта — с таким же, как змей Германцев, Митгард, лежащий на дне морском, окружающий все страны и кусающий свой хвост. Именно так Порфирий и комментирует место из Илиады Гомера, где повествуется о собрании богов, куда не мог явиться лишь один Океанос, поскольку должен был держать все вещи в единстве. Таким образом, Океанос не только являет собой границу между миром и не-миром в статическом, географическом смысле, он есть динамическая, активная сила, подобная железному ободу на колесе, стягивающему в целое то, что он окружает. Задача со-держания земли в целокупности позволяет нам понять и другие культуры. В мире шаманов Сибири архетипическая концепция со-брания мира выражена не в образах потока или реки, но — горного хребта Алтая.