Эссе

Вся динамика, развитие события оставались заключены в законе его начала (вот почему греческое arche означает закон как начало): все потоки, ручьи, колодцы нескончаемо струились из первопотока, окружающего все. И герои мифов (Геракл, Тезей, Зигфрид) как персонажи представляли свои деяния внутри мира, будучи заключены в его кольцо, тогда как героическое сознание у Неймана характеризуется как раз именно превозмоганием этой замкнутости, неизбежность которой он отрицает. Однако, коль скоро в непреодолимости змея-Океаноса появился изъян, и он не замыкает нас вплоть до самого конца, коль скоро Океанос идет на совет Богов, подобно любому из них, потому как он должен быть освобожден, кольцо — более не кольцо. Инструментом разъятия его закона становится идея развития, так как она сводит мифологическое прозрение человеческой онтологической конституции к концепции онтических условий, привязанных к определенной фазе эволюции жизни человека: выпадение из психологии в биологию, из реальности воображаемого в вопрошание буквального ребенка, буквальной матери и в буквальную эволюцию эмбриона вовне.

В перспективе такого мышления архаический человек должен казаться примитивным, что означает, невзирая даже на наши заверения в том, что слово это отнюдь не унизительно, человека с "отсутствующим Ego", с "неразвитым Ego" либо представляющего его низшую ступень развития. Мне бы хотелось предложить иное, противоположное понимание: человек примитивный есть такой человек, который будучи неотьемлемым от Необходимости, непреложно посвящен ее реальному настоящему, не избегая Бытия в освобождении.

Человек кровообращения обычно рассматривается как самодостаточное целое, "личность", "индивидуальность". А "Личность" есть не что иное, как конкретный способ самопредставления другим и себе — "Grosse Runde" (Нейман). Можно сказать, что это Вильяму Харви (имя это взято здесь чисто условно) мы всецело обязаны гуманистическим, просветительским идеализмом Гердера, Шиллера, Гумбольдта, их настояниям развивать собственную личность и, более того, необходимости усвоения идеи того, что как индивидуальность Я являюсь внутренней бесконечностью, заключающей в себе весь мир. Мы также обязаны ему понуждением быть свободными (свобода мысли, эмансипация, развитие личности, свобода от работы: каникулы, отпуска, уикенды, свободное время). Современный человек обязан быть свободным, потому что именно от того, насколько он свободен в проявлениях, зависит его истина освобождения от убеждающего telos" а Океаноса. Вне идеи кровообращения немыслима также идея гения, потому что во времена Океаноса люди не были гениями, но неукротимые daimon или genius обитали в них, как и во всей природе.

Меж тем современный человек, превращенный в личность благодаря циклу, которым он ныне является, не только не освободился, но еще более замкнулся в себе, став непроницаемым, бесчувственным. Ведь разрушение происходит не только на уровне артериосклероза — современный человек уже поражен на онтологическом уровне, недоступный воображаемым глубинам событий. Ибо круг есть совершенная, неразрешимая фигура. Ничто не может проникнуть за броню круговой скорлупы. Монады, по свидетельству Лейбница, не имеют окон. Они закрыты раз и навсегда. Это не может быть достигнуто воспитанием чувственности, научением тому, как ощущать и открывать себя эмоциональному опыту. Эмоциональное переживание доступно лишь тому, кто изначально празден как личность и таким образом замкнут в себе. Как индивидуальности и субъективности мы по определению фундаментально онтологичны, отлученные от экзистенциального локуса, которого могли бы достичь. Что бы ни происходило с нами, мы остаемся эмоционально подавлены: это не что иное, но только онтическое состояние онтологически защищенного человека. Только лишь тогда, когда онтологическая сущность человека в своем бытии была окружена неотступной Необходимостью и потому в своем бытии была вживлена в мир, человек мог постигаться смыслом событий, потому что именно тогда он, обретая уязвимость, безусловно открывался происходившему. А коль скоро мир стал свободной жертвой человеческих манипуляций, а Океанос был разъединен на части, внутренняя природа человека, прежде проницаемая воображаемыми глубинами событий и настояниями, исходившими от них, а ныне ставшая самодовлеющей — замкнутым кругом, — также претерпела превращения.