Есть!

– Кормление членов семьи, дальних родственников и голодных приятелей на телевизионных кухнях допускается с личного разрешения персон, указанных в предыдущем пункте. Мы не жадные, мы – бережливые.

Список правил длился и длился, внимательный Колымажский не упустил ни одной подробности, и трудовой коллектив, помнится, ухохатывался в ожидании завтрака, зачитывая второе правило вслух и про себя.

Смеяться не стал только один человек – Аллочка Рыбакова:

– П.Н. это не понравится. Сними, Давид, пока он не увидел.

Дод испуганно протянул руку к списку правил, но было поздно: П.Н. вбегал на кухню, за ним шагала Ека с невообразимой прической. Волосы у нее были – будто опарыши. Или переваренные макароны.

– Что это за доширак? – шепнула Геня Гималаева в смуглое ухо Ирак.

П.Н. явно хотел сообщить сотрудникам нечто важное, но заметил листочек и, насупившись, приблизился. Оскорбил его не столько пародийный стиль, сколько готические буквы – он выставил нижнюю губу вперед и обиженно закряхтел:

– Вот так вы, значит, со мной, да? Гитлера делаете?

– Да бог с вами, Павел Николаевич, – запричитал Дод Колымажский, – это просто шутка.

– Не самая удачная, но шутка, – подтвердила Аллочка.

– В самом деле, – продолжал ворчать П.Н., усаживаясь к столу, где блестели масляными боками свежие мадленки, – пора обновить наши правила, все равно их никто даже и не пытается соблюдать. Дод! – крикнул он юноше, снимающему листок с дверцы, – ты почему вчера сидел на сайте знакомств?

Дод выронил листок, который полетел на пол, раскачиваясь, как другой листок – древесный, – на ветру.

Иран громко хмыкнула, а Ека победно тряхнула волосяным дошираком.

– А ты, Пушкин, – грозно сказал П.Н., не утишаясь и не утешаясь даже благоуханными печеньями, каких навалил на тарелку целую гору, – ты систематически куришь на рабочем месте. Аллочка на прошлой неделе играла в «Гильдию», операторы регулярно кормят в рабочее время своих детей, которые едят как взрослые, а ты, Геня, ты…

Тут П.Н. запнулся, но под ободряющим взглядом госпожи Доширак все же вывернул к заранее приготовленному тексту:

– Ты в последнее время слишком часто всем недовольна. И придираешься к ближним своим.

– Да, но в правилах об этом не сказано ни слова! – трогательно возмутилась Ирак.

На кухню стремительной птицей влетел Юрик Карачаев, за ним шли незваные гости – повар Малодубов и его жена-критикесса.

– Я ничего не пропустил? – взволнованно шепнул Юрик близко стоящему к нему оператору Славочке.

– Ждите ответа оператора, – ответил Славочка.

Он был явно не в себе, да и вообще вся обстановка на кухне-студии ничем не напоминала обычную. Красный яростный П.Н. в одиночестве сидел за накрытым столом, а его сотрудники застыли в немых позах, как участники детской игры «Море волнуется раз».

– Понял, кого она мне напоминает, – негромко сказал Гене Колымажский. – Вылитая Ева Браун!

– Ну ладно, – смягчился наконец П.Н. Мадленки он обнюхал, но есть не стал. – Какая сегодня тема?

– Скандинавская кухня, – сказал дежурный повар и поспешно унес печенье с глаз долой.

Юрик проводил мадленки тоскливым взглядом, а Пушкин пробормотал:

– «Властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда, нечаянно пригретый славой, над нами царствовал тогда».

Плешь у П.Н. и вправду разрасталась с каждым днем – сейчас, когда он сидел, а все остальные стояли, можно было убедиться в этом лично, что называется, не сходя с места. П.Н. мрачно наблюдал, как на столе появлялись селедка в маринаде и лососина, сухие хлебцы и топленый жир в корзиночках из песочного теста. Мелкие, как любил Карлсон, фрикадельки подавались с долькой апельсина и свекольно-медовым соусом, семга была покрыта тонюсеньким слоем козьего сыра. Другой козий сыр – коричневый, который Геня не любила, присутствовал на столе из уважения к норвежской кухне.

Геня вспоминала Скандинавию: кислый кофе, шоколадные вафли «Квикк», стейки из кита на Бергенском рынке. Черепица местных домиков похожа на рыбью чешую.

Завтрак закончился мороженым с лакрицей и морошкой – все молча ели, и только Ева Доширак, она же Ека Парусинская, громко комментировала новые блюда, обмениваясь тонкими замечаниями с Юриком.

Наконец мучение завершилось – П.Н. не хуже Четырнадцатого Людовика восстал из-за стола, и сотрудники поспешно, как насекомые, поползли из кухни прочь.

– Ждите новых правил! – крикнул вслед П.Н., будто выстрелил в воздух.

– Что с ним? – ужасалась Ирак.

У Гени было окаменевшее, как у языческого идола, лицо. На полпути к кабинету они наткнулись на Аллочку Рыбакову, у которой впервые в жизни растрепалась прическа – и немудрено, потому что Аллочка бешено крутила локон вокруг пальца и дергала за него как утопающий за чужие волосы.