– У вас осталось два часа из двадцати четырех, в течение которых мы можете удерживать моего клиента без предъявления обвинений, инспектор, если у вас нет ничего нового. Я абсолютно уверена, что вы уже предъявили бы ей обвинения, будь у вас дополнительные доказательства преступления, в котором подозревается миссис Харт. Из всей имеющейся у меня информации я делаю вывод, что единственное
Как выразилась бы Барбара Хейверс, нового у них вагон и маленькая тележка, но, к сожалению, пока без доказательств. У Мёрси Харт был очевидный мотив. Тео Бонтемпи лишила ее источника дохода, но, по общему мнению, она вполне могла бы продолжить свое дело, перенеся клинику в другое место. Они не могли обвинить Мёрси Харт в убийстве, не имея доказательств, и поэтому оставались лишь обвинения в том, что она проводила операции женского обрезания, или – если это не удастся доказать – в занятии медициной без лицензии. Но и в этом случае им было почти нечего предъявить Королевской уголовной прокуратуре, если никто из клиентов клиники не захочет написать заявление. По выражению той же Хейверс, они плевали против сильного ветра.
Линли вернулся в Новый Скотленд-Ярд без хороших новостей. Ему ничего не оставалось делать, как отпустить Мёрси Харт, когда он получил сообщение от Уинстона Нкаты, что Монифа Банколе упорно не желает говорить о клинике на Кингсленд-Хай-стрит.
Констебли трудились над поручениями, которые он дал им вчера вечером. Это была тяжелая и утомительная работа. Они обзвонили все благотворительные магазины Большого Лондона, пытаясь найти пропавшую скульптуру; одного констебля Уинстон отправил к грузчикам, чтобы узнать точный адрес склада, куда перевезли оборудование и мебель из клиники, чтобы владелец склада позвонил в полицию, как только их заберут. Второй констебль занялся документами на недвижимость, выясняя имя владельца здания, с которым клиника заключила договор аренды. Линли позвонил Уинстону после своей чрезвычайно короткой беседы с Мёрси Харт, и теперь сержант – с последним оставшимся констеблем – собирал записи всех камер видеонаблюдения в окрестностях клиники, чтобы опровергнуть заявление Мёрси Харт, утверждавшей, что она никогда не разговаривала с Тео Бонтемпи: ни как с Адаку Обиакой, ни как с Тео Бонтемпи.
Едва он закончил говорить с Уинстоном, как в комнату вошла Доротея. Она несла огромную корзину сезонных цветов и триумфально водрузила ее на стол Барбары Хейверс. Потом оглянулась, словно проверяя, не подслушивают ли их, и с хитрой улыбкой сказала:
– Тут открытка… Как вы думаете, она не обидится, если мы на нее взглянем?
– Я бы назвал это не самой удачной идеей, Ди.
– Но мне так хочется знать…
– Что знать? – спросила Хейверс, входя в комнату. Увидев цветы, она остановилась. Несколько секунд молча смотрела на корзину, потом медленно и с опаской приблизилась к столу, словно на нем лежала свернувшаяся клубком кобра. – Что это? – С подозрением посмотрела на них. – Чьи это шуточки?
– Их только что принесли, – сказала Доротея. – Правда красивые? Как бы я хотела, чтобы кто-нибудь прислал мне цветы… Это так романтично! Посмотри открытку. Ты должна ее развернуть. У меня хорошее предчувствие насчет того, кто их прислал.
Хейверс посмотрела на открытку, выглядывавшую из не известных ей оранжевых лохматых цветов.
– Позже.
– Но ты должна ее открыть. Просто обязана. Почему не сейчас?
– Нет. Но ты будешь первой, кому я скажу, кто прислал эти цветы, когда разверну открытку. Но произойдет это позже. Гораздо позже. Гораздо, гораздо позже.
– Я знаю, что ждать ты умеешь не лучше, чем я, но ты жутко упрямая.
С этими словами она резко развернулась на тонком каблуке своей правой туфли и вышла из комнаты. Хейверс с прищуром посмотрела на оставшихся.
– Кто из вас до этого додумался?
– В смысле, цветов? – переспросил Нката. – Нет, Барб. Кто бы ни послал цветы, тут его нет. Если я и посылал когда-либо цветы, то только своей маме – без обид.
– Гм…
Барбара схватила открытку и развернула ее. И покраснела до корней волос – такого Линли еще никогда не видел. Да и все остальные тоже. Все потрясенно молчали.
Хейверс сунула открытку в висевшую у нее на плече сумку. Похоже, она так старалась спрятать открытку, что рука погрузилась в сумку до самого локтя. Потом сразу же приступила к докладу – верный признак того, что хочет избежать дальнейших вопросов. Понять, довольна она или нет, было невозможно.
Ее информация относилась к пропавшей скульптуре и разговору, который у нее состоялся в галерее в Пекхэме. Барбара рассказала об источнике ее происхождения и об ограниченном количестве экземпляров.