Есть что вспомнить. Записки следователя прокуратуры

Прошло более двадцати пяти лет. Принят новый процессуальный кодекс, создан Следственный комитет РФ, неизмеримо выросли технические возможности следствия, материальное обеспечение работников комитета стало вполне достойным… а качество следствия ухудшилось. «Особо настораживает ежегодный прирост дел, сроки расследования по которым превышают 12 месяцев», – сказал Ю. Я. Чайка, добавив, что к концу прошлого года число таких дел составляло около 4,5 тысячи. «А в Следственном комитете более 300 дел вообще расследуется свыше 3 лет», – подчеркнул он. «Данные негативные тенденции уже не первый год развиваются на фоне снижения количества регистрируемых преступлений и лиц, их совершивших», – констатировал Генпрокурор («Российская газета» от 18.04.2018). Нарушение двухмесячного срока расследования стало нормой даже по резонансным делам. Вызывает недоумение 6—7 месячное расследование дел, не представляющих какой-либо сложности, как нашумевшее дело футболистов Кокорина и Мамаева (оба эпизода сняты стационарными видеокамерами). А убийство в Москве в 2018 году Хачатурян его тремя дочерьми расследовалось более двух (!) лет. А ведь никакой сложности не представляет расследование спонтанного убийства, совершенного тремя не имеющих криминального и даже жизненного опыта девушками.

Низкое качество следствия давно стало дежурной фразой. И, наконец, в феврале 2018 года Генеральный прокурор Ю. Я. Чайка на совещании публично заявил о деградации следствия: «Если 20—25 лет назад следователь и преступник – это борьба интеллектов, то сейчас все очень просто: СИЗО, особый порядок, в котором сегодня рассматривается до 70% дел. И наступает деградация… К сожалению, для многих наших следователей сегодня уголовно-процессуальное законодательство, нормы материального права – это космос».

Возразить Генеральному прокурору нечем. Но к такому результату некогда элитное следствие шло десятилетиями под неусыпным надзором прокуратуры.

Требования судов к качеству расследования были значительно выше. Периодически, пусть и в единичных случаях, но судьи оправдывали. А уж на доследование дела возвращались десятками тысяч… Сейчас воспринимается анекдотом, но на одном из совещаний в прокуратуре области в конце 80-х годов заместитель начальника УСО (уголовно-судебного отдела), отмечая ухудшение качества следствия, назвал районы с возвращением судами на доследование 20, 30 и 50% дел. А в одном районе этот показатель достиг 100% – и, после недоуменного оживления присутствующих прокуроров, выдержав эффектную паузу, добавил: следователь прокуратуры направил за год в суд одно (!) дело и получил его на доследование… Да, в небольших сельских районах иногда и такая нагрузка была. Ведь преступления: «угроза убийством», «незаконное проникновение в жилище», «оскорбление сотрудника милиции» были экзотикой, и обвинение по ним предъявлялось, как правило, лишь по совокупности преступлений. А сейчас даже угроза подвыпившего мужчины убить телефонной трубкой стационарного аппарата собственную дочь за сделанное ею в грубой форме замечание, благополучно заканчивается судебным приговором.

Практически в каждом из ежемесячных Бюллетенях Верховных судов СССР и РСФСР, в постановлениях об отмене приговоров (а этому было посвящено более половины объема Бюллетеня), причиной отмены указывалось нарушение требований полноты, объективности и всесторонности расследования. Прежний (1961 года) процессуальный закон прямо обязывал следователя, прокурора и суд устанавливать не только уличающие подозреваемого (обвиняемого), но и оправдывающие его доказательства, не только отягчающие, но и смягчающие наказание обстоятельства (ст.20 УПК РСФСР). Это и есть требование полноты, всесторонности и объективности расследования. В новом УПК этих требований нет. Так, «вместе с водой выплеснули ребенка». Сейчас следствием не только не устанавливаются оправдывающие подозреваемого доказательства, но игнорируются все доказательства, не укладывающиеся в схему предъявленного обвинения.