– Эту книгу… – сдавленным эхом откликнулся Большаков.
– Да, эту самую, – любезно подтвердил я, – какую же еще? Ой, да не скромничайте вы, не прикидывайтесь, что ничего не знаете! Мне доложили: московское ГУВД только что обнаружило пропавшую с таможни какую-то там древнюю книгу, латинскую, рукописную, XVI века, не помню названия… Короче, вы лучше меня знаете, какую. Тут у меня, кстати, московская таможня висит на первой линии, так не поверите ли, Сканженко прямо иззавидовался: не успел он потерять, а вы уже где-то нашли… Значит, сколько вам времени вам надо, чтобы оформить все бумаги официально, учитывая выходные дни и отпускной сезон… сутки?
– Двое суток! – быстро проговорил главный московский мент.
Не без удовольствия я вообразил, какой шухер наведет Большаков в подведомственной ментуре. Сам виноват. Он имел шанс откреститься от победы, когда я его назначил призером. Ничего похожего он не сделал, а теперь уж дороги назад нет. Это будет посложней, чем сортировать вервольфов и оборотней в своих рядах: надо пойти туда, не зная куда, и добыть то, не зная что. Причем на все про все – сорок восемь часов. К такой Mission Impossible готовы только наши стражи порядка. И, что самое любопытное, в авральном режиме они ведь могут выдать настоящий результат.
– Ну черт с вами, двое так двое, – благодушно сказал я и отключил Большакова. А таможенника вновь переместил от живота к уху и сообщил: – Радуйтесь, Алексей Архипыч! Полдела сделал Большаков. Учитесь у него, как надо работать. Отрыл он где-то уже без вас ноты и тарелки. Так что ищите только латинские книги. Результатов жду не позже, чем послезавтра.
Я нарочно столкнул МГТК с ГУВД Москвы: вдруг у Архипыча взыграет профессиональная ревность? Едва ли генерал Сканженко поднимет со складов что-то путное – для счастливых совпадений жизнь слишком грустна, – а вот пригляд за терминалами утроит; если мою вещь кто-то решится пронести мимо его клюва, авось не утаит ее от меня ни за какой бакшиш. Генерал же Большаков, я надеюсь, теперь поставит на уши всех до последнего участкового. Москва – город немаленький, но и по числу патрульных мы почти догнали Нью-Йорк. А загребущих рук у ментов вдвое больше, чем самих ментов.
Кстати, и Манцову и обоим силовикам я, в отличие от архивистов, намеренно не дал конкретных сведений. Во-первых, эти орлы все равно перепутают автора и название. Во-вторых, широкий охват лучше узкого. В-третьих, без конкретики проще избежать ненужной утечки по горизонтали. Есть в столице одна любопытная структура с большими возможностями, но от ее услуг безопасней отказаться. ФСБ – слишком внимательная контора, а генерал Голубев слишком любит тянуть одеяло на себя. Помогать-то он помогает, но только не задаром. Как же, жди! Отрезать для чужого дяди даже небольшой кусочек золотой рыбки – значит, угробить ее целиком…
Прежде чем поднять наконец трубку белого телефона с гербом, я снял ботинки, переобулся в тапочки, вышел из-за стола и ступил на ворс ковровой дорожки. Я бы предпочел, понятно, стоять босиком и на траве, но политика – искусство возможного. Сойдет и паллиатив. Сделаем-ка несколько приседаний, руки вперед. Сел – выдох, встал – вдох. Сел – встал, сел – встал…
Достаточно. Ноги в стороны, рот на замок. Дышим правой ноздрей, левую закрываем. Дышим левой ноздрей, правая заперта. Шести раз хватит. Пульс слегка учащен, в боку покалывает, в носу свербит, в башке легкая качка. Самое подходящее состояние для того, чтобы перейти ко второй очереди – мимической, к гимнастике для губ. Разговор предстоит ответственный, я не могу запнуться ни на миг.
Подойдя поближе к телефону, я сделал вдох через рот – зубы сомкнуты, губами изобразил chee-e-e-e-ese, выдохнул через нос. Пяти раз довольно. Теперь то же самое, но при выдохе – губы в трубочку. Еще пять раз. Последнее упражнение: закрываем рот, сжимаем губы и надуваем щеки, а потом двумя кулаками медленно и беззвучно выдавливаем воздух. Семь раз раз максимум. Хватит. Лицевые мышцы к лицедейству готовы. Можно усаживаться в кресло и брать трубку.
– Ваня, привет, – донесся до меня голос президента. – Как прошли переговоры с Роршаком? Вы уже согласовали кандидатуру?
– Да, Павел Петрович, здравствуйте, мы согласовали, все вроде бы нормально… – В каждое слово я постарался добавить по ядовитой капельке сомнения. Глава государства обязан был сам, без моего нажима, заподозрить что-то неладное. – Я предложил Васютинского, мистер Роршак от имени Фонда не возражал…
Последнее слово я произнес с еле заметной повышенной интонацией, чтобы фраза повисла в воздухе. У хороших актеров тональность речи и длина пауз между словами нередко важнее слов. Мне, конечно, далеко до Лоуренса Оливье или Смоктуновского, но с азами я знаком: в какой-нибудь провинциальной антерпризе мог бы, пожалуй, вытянуть трехминутный этюд «Беспокойство».
– Что случилось, Ваня? – Президент уловил мою тревогу.
– Нет, ничего серьезного, Павел Петрович! – Я добавил в свой коктейль каплю нарочитой бодрости. – Так, ерунда… Это ведь не моя прерогатива. Моя сфера – кадры, а не безопасность…