Есть игра, есть война (СИ)

Поглощенный своими мыслями и воспоминаниями, он не сразу заметил, как Дженк неслышно подошел и встал рядом.

— Когда ты прилетел? — вопрос Дженка вывел его из задумчивости.

— Сегодня, — не поворачивая головы, ответил Дарио.

— Зачем?

— У меня были здесь дела. Как ты?

— В порядке.

Оба одновременно развернулись и две пары глаз, зеленые и светло-серые, внимательно уставились один на другого. Дженк прищурился.

— Ты врешь, — сказал он, дернув бровью.

— Ты тоже, — скривился в усмешке сицилиец.

Дарио осмотрел Дженка с ног до головы и спросил:

— Чего я не знаю?

У обоих создалось странное ощущение, что они продолжают разговор, который прервали всего час назад, хотя на самом деле, они не виделись несколько лет. Но так было всегда. Друзья понимали друг друга с полуслова. Они были похожими, но очень разными. Разве такое возможно? За время совместной учебы, сначала в школе, а потом в университете, они научились чувствовать друг друга даже без слов. Друзья все делали вместе — грызли гранит науки, гуляли, встречались с девушками, играли в азартные игры, устраивали попойки, вытворяли разные безумства. Их объединяло очень многое. Дарио бросил университет за несколько месяцев до получения диплома, ему пришлось вернуться на родину из-за смерти отца.

— Ну, — Дарио слегка нахмурился и вновь отвернулся к морю. — Рассказывай, я слушаю.

Дженк посмотрел в том же направлении и спокойно произнес:

— Нечего рассказывать, мой отец умер.

— А еще умерла твоя мама и вдобавок девушка, на которой ты собирался жениться.

— Да.

— Твой отец был мафиози, как и мой?

Дженк не смотрел в лицо друга, но по его тону понял, что тот насмехается.

— Что еще? — Дарио пробуравил пристальным взглядом товарища. Не получив ответа, добавил, вновь отворачиваясь к морю. — Можешь не говорить, я все сам узнаю.

От сицилийца никогда ничего не могло укрыться. Дженку всегда казалось, что тот видит его насквозь.

— Отец умер от инфаркта. А мама — это была случайность, — нехотя признался он.

Дарио криво усмехнулся, подумав про себя: «Кого ты хочешь обмануть?», а вслух произнес:

— А девушка? Она тоже случайно упала с балкона вместе с твоей мамой? Странно! Ты любил ее?

— Нет. Она была матерью моего сына.

На некоторое время воцарилось молчание.

— Послушай, это долгая история. Я не хочу сейчас об этом говорить, — Дженк хотел закончить разговор, но Дарио не позволил ему этого сделать, продолжая свой допрос:

— Это я понял. Что ты теперь собираешься делать?

— Ничего. Я признаю сына.

Снова молчание. Дарио уже начал терять надежду вывести друга на откровенный разговор и использовал свой последний козырь:

— Ты больше не доверяешь мне?

И тут внезапно Дженка прорвало. «Доверяю! Кому еще я могу доверять?» — единственная мысль, возникшая в голове. Дарио был его единственным другом на протяжении долгих лет. Другом, с которым они делили печали и радости, поддерживали друг друга в любых ситуациях, другом, ставшим его настоящим братом, человеком, за которого Дженк без раздумий отдал бы свою жизнь.

— Я полюбил… Но она не полюбила меня… Все ложь… Кругом одна ложь… Отец был моей единственной правдой… — проговорил с надрывом Дженк, склонив голову.

Боль снова возникла как удар молнии. Внезапно. Лицо Дженка скривилось, он пошатнулся и едва не упал. Каждый раз, когда он начинал думать о том, что произошло, нестерпимая головная боль настигала его. Она как будто ждала своего часа, а потом разливалась горячей волной, и Дженк больше не мог ни думать, ни чувствовать ничего, кроме дикой пульсации в висках. Дарио еле успел подхватить товарища.

Спустя несколько минут, когда приступ прошел и сознание стало возвращаться, Дженк обнаружил, что сидит на лавке, а склонившийся над ним Дарио слегка трясет за плечи, пытаясь привести в чувство. Как только тот понял, что он пришел в себя, тут же сердито набросился:

— Сейчас же говори, что с тобой?

Это прозвучало, как приказ. Когда сицилиец хотел, он умел сказать так, что ему подчинялись, посмотреть так, что ему тут же выложишь всю правду, как на духу. Дарио никогда не принимал отказа, если что-то задумал. Он шел напролом, неважно, чего ему это стоило, и никогда не сомневался в своих силах. Дженк, в котором горел тот же огонь, такой же протест и напор, как и у лучшего друга, обычно мог противостоять. Но не сейчас. В эту минуту Дженк чувствовал себя слабым, как никогда прежде. И ему просто необходим был кто-то, кто поймет…

— У меня опухоль в голове… Это мое наказание… Дарио, я умираю…

Пока Дженк сбивчиво рассказывал свою историю, сицилиец не перебивал его. Слушал с каменным лицом, не глядя на товарища и не выражая никаких эмоций. Взгляд стальных глаз стал каким-то далеким, словно их обладатель думал о чем-то другом. Когда же Дженк замолчал, Дарио повернулся и спокойно произнес:

— Сначала о главном — ты должен обследоваться лучше, заключение одного врача еще ничего не значит. И, кажется, я не услышал, что все так безнадежно, — голос прозвучал совершенно бесстрастно.

— Но я не хочу! — в сердцах воскликнул Дженк.