Есть кто живой?

– И научат! – воскликнул он. – Обязательно научат, просто не здесь. Не в нашем отделении. Для нас, как видите, важен физический труд. А вы не переживайте, вам еще по всем медицинским заведениям города гастролировать. Всего насмотритесь, всему научитесь. Так что будете этот день с благодарностью вспоминать, как самый светлый на вашем нелегком пути! Ну… – Он наконец посторонился, уступая нам с Антохой дорогу. – Не стоим – работаем, работаем!

После второго спуска к мусорной куче я понял, что выбрал неверную тактику. Во-первых, я забыл о табеле успеваемости, а это означало, что исчезнуть раньше положенного срока не удастся. Во-вторых, каторга заканчивалась ровно в три часа, следовательно, оставалось чуть больше двадцати минут, которые умнее было бы провести спокойно, без лишней суеты. Дождаться, пока доктор отметит явку на моем листе, и с чистой совестью навсегда покинуть отделение. Да, так и следовало поступить. Только, не спеша поднимаясь по лестнице, я вдруг услышал хриплый свист. Сначала подумал, что шаркаю подошвами ботинок, но затем, прислушавшись, поднял голову и между вторым и третьим этажами увидел пожилую женщину. Она тяжело облокотилась прямо на пыльные перила. Я растерялся и замедлил шаг, не зная, как поступить. К счастью, она сама обратилась ко мне с просьбой.

– Сынок, помоги подняться, – прошептала она, едва дыша, и, словно оправдываясь, добавила: – Хотела воздухом подышать, да что-то не вовремя бабку прихватило.

Я ужасно испугался, что она может умереть прямо здесь, на лестнице. Попытался вспомнить технику выполнения искусственного дыхания, но в голову лез сплошной бред, сопровождаемый жуткими картинками. Дрожащей рукой я взял ее под локоть, и медленно, останавливаясь на каждой ступеньке, чтобы передохнуть, мы поднялись в пульмонологию. Усадив бабушку на ближайшую кушетку, я рванул в ординаторскую, распахнул дверь и, не зная, к кому обратиться, заорал прямо с порога:

– Там бабушке плохо, она это… задыхается, по-моему!

Три человека разом уставились на меня так, будто я совершил что-то сверхвыдающееся, типа признался, что у меня птичий грипп или еще какая-нибудь опасная зараза. Только в том случае они обязательно повскакивали бы со своих мест, а сейчас оставались сидеть неподвижно, испепеляя немым негодованием. Первым заговорил самый толстый, самый взрослый и, скорее всего, самый главный из здешних врачей:

– Молодой человек, «по-моему» – это не повод вот так врываться. Закройте дверь, у нас совещание.

– Вы же чай пьете?! – Голову я включил уже после того, как ляпнул, и моя констатация событий оказалась вовсе не к месту. Чтобы как-то смягчить, я добавил: – Ей правда плохо, она еле шла! Вы должны что-то сделать! Разве нет?

– Давайте я посмотрю, что там. – Доктор-кондитер привстал с дивана.

Но главный тут же остановил его:

– Антон Вячеславович, соблюдайте субординацию. Это моя больная, скорее всего, из десятой палаты. У нее капельница, – он посмотрел на часы, – через три минуты. Вера Павловна в курсе. А вас, – он указал на меня пальцем, – я настойчиво прошу покинуть ординаторскую и впредь не примерять на себя роль лечащего врача. Нужно уметь контролировать свои эмоции; вы в больнице, а не в цирке!

«Не примерять роль врача…» – фу, до чего противно звучит! А что мне оставалось делать?

Закрыв дверь, я вернулся к кушетке. Моя подопечная либо ушла, либо резко помолодела: сидящей вместо нее женщине я не дал бы и сорока. Увидев меня, она протянула мне баночку йогурта.

– Вот, это тебе. Баба Лиза просила передать. Ей самой капельницу прикатили, не смогла тебя дождаться.

От вида йогурта меня затошнило. Я молча взял его, вернулся на пост, вытащил свой рюкзак из недр огромной общей кучи и, перепрыгивая через две ступеньки, выбежал на улицу. Здание больницы отбрасывало на землю гигантскую черную тень. Тогда я думал, что смотрю на него в последний раз. Выбросив йогурт в ближайшую урну, я бегом направился к автобусной остановке. Сейчас совсем не важно, какой маршрут придет первым. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. В кармане настойчиво вибрировал телефон. Звонил Антоха. Я не стал брать трубку. Я злился на всех, с кем сегодня пришлось общаться, даже на него. За что на Антоху? Не знаю… За то, что водится с таким недоумком, как я…

Дома я рассчитывал побыть один, но, судя по ключу, вставленному с внутренней стороны дверного замка, мама уже успела вернуться. Значит, опять поменяла график.

– Ну? Как ты, Максимушка? Как первый день в больнице? Хотя вас, наверное, не сильно нагружали, но ведь что-то показали, да? – Она радовалась, как ребенок, нисколько не пытаясь скрыть свои чувства, и, казалось, даже подпрыгивала от любопытства и нетерпения.

Интересно, ей тоже приходится сдерживать эмоции, находясь на работе? Зная маму, с уверенностью могу предположить, что это дается ей с большим трудом.