Пока, к примеру, я в ясном уме и светлой памяти, я могу без излишней спешки доделать все свои земные дела, обговорить детали с нотариусом. В общем - могу рационально, с несомненной пользой для себя и окружающих распорядиться остатками своей жизни.
Кроме всего прочего, Кларк Ванесович пообещал мне регулярное обеспечение обезболивающими препаратами. Это уже не его епархия, но в онкодиспансере у моего замечательного терапевта хорошие друзья…
Мои мысли о суициде как-то незаметно улетучились, но тут я попытался использовать явное ко мне расположение Кларка Ванесовича и попросить какой-нибудь заветной таблеточки. Чтобы не мучиться. Чтобы уснуть - и всё.
Но врач решил меня просветить И рассказал про какого-то Гиппократа, которому он, почти лично, давал клятву.
А по этой клятве выходило, что все страдания, которые у тебя должны быть, они должны быть до самого конца.
Вот такие дела… Такая у меня получилась диспансеризация…
– Почему раньше к нам не обращались, не обследовались? - всё продолжали звучать в голове по дороге домой слова терапевта Кларка Ванесовича…
Дома просмотрел список лекарств, которые для чего-то всё-таки выписал мне мой лечащий врач.
Ну, да, конечно - антидепрессант. Чтобы, значит, я не волновался, а, даже, возможно, в некотором приподнятии настроения ступил на свою финишную прямую.
Были также, что я оценил потом впоследствии, таблетки от бессонницы. Ну и - далее уже всё ближе к предмету моей неизлечимости, о чём лучше не распространяться, так как это уже специфика, интимное и никому, кроме меня, не нужное, не интересное дело…
Вот как может весь мир в течение очень короткого времени стать с ног на голову?
«Почему всё не так? Будто всё, как всегда. То же небо, опять голубое…». И - всё другое…
Вокруг остаётся мир живых людей. Торопятся куда-то на улицах. Из маршрутки доносится радио «Шансон». У торгового центра на лавочке целуются влюблённые. Молодые женщины с детскими колясочками… И тот, кто сейчас слушает радио, и тот, кто играет с малышом - они ощущают свой определённый жизненный ресурс. Для них есть «завтра» и «на тот год»… Будущее, другими словами.
«А куда ты пойдёшь после института?». «Отработаю пять лет на вредном производстве, а потом выйду на пенсию раньше на двадцать лет!». «Исполнится восемнадцать - тогда и поженимся».
«Завтра», «через пять», «пятнадцать лет»…
Среди них нет, не чувствуется остановки. Нет места смерти.
А мне уже не нужно думать, что посадить на следующий год на даче. Да и в этом году, судя по прогнозу Кларка Ванесовича, и картошку-то выкапывать не придётся…
Столько книг не успел прочитать. Всё откладывал - потом, позже…
Последние сорок лет каждую неделю с понедельника собирался возобновить занятия бегом.
Можно перестать собираться.
Вообще - есть ведь и плюсы в моей безнадёжной ситуации.
На большом пальце грибок уже пять лет - никак не выведу. Вот и конец ему! И нечего ему будет жрать!
Не буду говорить о том, что, как Ветерана Труда, меня должны бесплатно похоронить. Могу воспользоваться льготой. Имею право!
Кроме всего прочего - про тех, кого обидел, не буду больше вспоминать, не буду мучиться. Умру - и обижайтесь дальше - думайте обо мне, что хотите.
Живота у меня скоро не будет. Начну худеть - весь высеральный жир уйдёт! Можно ещё будет успеть сфотографироваться. Уловить момент, когда уже без живота, но и ещё не жертва ГУЛАГА.
Потом - отношения у меня как, наконец, замечательно сложились в семье!
Как только супруга узнала про обстоятельства моего здоровья, она сразу забыла про все мои недостатки. Стала плакать, жалеть. Предлагать продать квартиру, мебель, одежду, чтобы меня вылечить.
Смотрел я на неё и думал: - Милая, зачем же ты из меня последние кишки мотала на дачах, в сараях, на всех фронтах, где приходилось нам с тобой делать что-то совместно?..
И где ты видела одни только мои несовершенства.
Не хозяин…
Руки из сраки…
Теперь, как будто мои руки из сраки переместились обратно к плечам, туда, где их носят все остальные люди…
Теперь жена плакала и готова была отдать последнее, чтобы только меня вылечить…
Я же говорил - у меня была идеальная семья…
…Нет, не нужно думать, что вот я во всех бедах обвиняю этих странных женщин. Которые нас любят и тем всего вернее губят. Это так - сознательный перекос, утрирование. Чтобы у женщиндевушек (или - девушекженщин?..) шёрстка поднялась дыбом, чтобы они возмутились от несправедливости обвинений. Обратили внимание.
Да и вообще я - о другом.
Я о том, что ничего человек сам по себе, по своей воле, совершить не может.
Если бы какому-нибудь атому вдруг захотелось самовольно изменить свой путь, мир бы рухнул.
Вот - невыносимая у человека жизнь, запутался он, нет никаких сил жить дальше и решает совершить этот страшный грех - уйти из жизни. Но, если по судьбе ему не написано умереть в петле или с перерезанными венами, то этого никогда и не произойдёт. Возникнет обстоятельство, которое, скорее, в нём возбудит жажду жизни, хотя уже новая жизнь может оказаться куда сложнее прежней.