Есть ли жизнь после отбора?

– Единственный вариант, при котором твое ожерелье может быть все так же заполнено силой, – это тот вариант, где ты колдуешь не думая. Черпаешь силу, не зацикливаясь на том, что ты можешь, а что нет. Значит, проблема рассинхрона силы в голове.

– Ты намекаешь, что завершение отбора так по мне ударило, что я связь с магией потеряла? – оторопела я. – Это, знаешь ли, обидно. Я не какая-то там…

Дыхание перехватило, и я не смогла даже продолжить фразу.

– Если у тебя есть другое объяснение, то вот тебе мои уши, – фыркнул Гамильтон.

– Я хочу верить, что это моя завершающая потеря силы, – уклончиво отозвалась я. – Колдун из Тамитиканы так и сказал: ждите, само пройдет.

– Положим, не совсем так, но суть передана верно. Что ж, тогда прошу на бок высокоскоростного бассет-мобиля.

Поперхнувшись смешком, я запрыгнула на увеличившегося в размерах Гамильтона. Не представляю себе этот «скоростной мобиль», но хочется верить, что он лучше, чем порох, про который мне также рассказывал мой компаньон-путешественник.

Луна медленно продвигалась по небосклону, подсвечивала острые травинки и укутывала выбеленные ветром останки тварей в густой тени.

«Еще немного, и рассветет, – пронеслось у меня в голове. – Звезды уже едва видны».

– Ох ты ж, – буркнул Гамильтон и остановился так резко, что даже у меня челюсть клацнула.

Гиблая Роща началась неожиданно. Она темнела где-то впереди и все никак не хотела приближаться. Мы проскакивали мимо одиноких кустов и тощих изломанных деревьев. Проскакивали-проскакивали и оказались перед буреломом.

– Возьмем левее, – буркнул Гамильтон, – там, кажется, есть проход.

«Проходом» оказался кусок старой тропки – очевидно, эта дорожка когда-то вела к Храму. Пусть не подъездная аллея, но все же мощеный путь. Путь, устоявший перед Рощей.

Игривая луна, скользя за нами следом, посеребрила огромную паутину, в центре которой застыл выцветший бумажный журавлик.

Говорят, были те, кого не успели эвакуировать.

Говорят, их объявили «нечистыми» и запретили им пересекать границы.

Говорят… Правду говорят на самом деле. Именно тогда Окраины откололись: мы приняли попавших под удар людей к себе. Чтобы через столетие вернуться под руку Правителя на своих условиях.

Почему? О, потому что окраинные мастера пришли отсюда. Здесь они жили и творили до тех пор, пока не оказались под ударом. Именно поэтому ни один из мастеров не захотел покидать Окраины: прощение – сложная вещь.

– Тебя никогда сюда не тянуло? – с интересом спросил Гамильтон.

– Нет, – честно сказала я. – Как так вышло, что я мастер окраинной стали – неизвестно. Хочется верить, что папа…

– Барон был твоим отцом, а твоя мать так до сих пор твоя мать, – проворчал Гамильтон. – Я такие вещи чую даже не носом, а… Не знаю чем. Но никогда не ошибаюсь.

Медленно выдохнув, я чуть повеселела. На самом деле, хоть я и не позволяла себе задуматься, но… Среди Фоули-Штоттен не было мастеров окраинной стали!

«Или они брали другие фамилии, – пришла неожиданная мыслишка. – Может, мастер Дейтор не просто друг, а брат моего отца? Тогда становится понятно, отчего они настолько друг другу доверяли».

Шаг за шагом мы вышли к Храму. Я бросила несколько поисковых импульсов и невольно отметила, что силу черпаю из ожерелья.

– Впереди справа странный отклик, – шепнула я.

Мертвая тишина Гиблой Рощи давила на уши. Каждое движение, тщательно выверенное, отработанное, отзывалось сотней шорохов. Или мне это только казалось?

Наверное, казалось, ведь к черным сборщикам мы смогли подобраться незамеченными…

Впервые в жизни мне довелось увидеть их за работой. Трое мужчин быстро и слаженно разделывали тушу огромного такпачи. Лунного света была недостаточно, и мне на мгновение показалось, что это грамрл. Из-за змеиного хвоста, не иначе. Однако же уже в следующую секунду я увидела огромные витые рога и опознала такпачи. Знатная добыча – стружка для сильнейших ядов, от которых до сих пор нет антидота. Шкура на антимагические ремни и внутренности для нескольких, безусловно запрещенных зелий. Потянет не несколько тысяч монет.

«Полагаю, они будут сражаться не за свои жизни, а за добычу», – хмыкнула я про себя.

И немного успокоилась: таинственный свет был объяснен довольно обыденным явлением. Увы, черные сборщики как муравью: только вроде уничтожил муравейник, ан нет, вон он, под спелой сливой!

Весь вопрос в том, что делать: уйти и передать информацию бойцам, защищающим границы? Остаться и вступить в бой? Пленить и доставить в крепость?

Уходить нельзя. Уйти означает обречь на смерть больше сотни человек: рога большие, яда получится предостаточно.

Но что я могу? Меня не учили сражаться с людьми, только с тварями…

Гамильтон рядом, прижимается ко мне всем телом и молчит. Правильно, разговор может привлечь к нам внимание, а это сейчас лишнее.

И тут в голову приходит непрошеное воспоминание о том, как я создавала ту вилку, что забрал себе Гамильтон. Мысль еще не успевает оформиться, как мир принимает решение за меня.

Не выбрала вовремя? Теперь выберут за тебя…