Есть на Волге утес

К костру подошла повариха Настя. Она подала атаману два куска пестрядинного полотна. Один был выгнан красной и зеленой нитью, другой красной и синей.

Горбун размотал первый кусок полотна, положил на плаху, оттяпал ровненько топором длинный лоскут, сказал:

— Вдолину буде как раз, а вширь маловато, — и оттяпал еще один такой же лоскут, протянул поварихе, — Скоренько обмечи и сшей. — Потом отрубил два лоскута красно-зеленого цвета, подал Настьке. — И ты шей, а мы пока древка соорудим.

Через час знамена были готовы, приделаны к древкам. Красно-зеленое знамя досталось Аленке, другое Сидоров взял себе.

— Теперь-ча мы друг друга издали узнаем.

Кукин по казацкому обычаю приделал к нижнему концу древка ременную петлю, отдал Настьке.

— Отныне ты будешь знамя носить. Ногу вденешь в петлю и — с богом.

Еще через час Аленкино войско выступило в путь.

Впереди отряда пустили Настьку. Над ней, слегка выгибая древко, трепетало на ветру пестрядинное красно-зеленое знамя.

3

Вторая ночевка была в селе Петаково. После совета с Саввой и Кукиным Аленка хотела было итти спать, но пришел Ефтюшка. Переминаясь с ноги на ногу у двери, он сказал:

— Что делать будем, атаман? Припасы кончаются. Солонину сожрали, мука на исходе…

— Как это так, Ефтихей? — удивилась Аленка, — Полсотни телег было нагружено…

— Так ведь более тыщи ртов, сама посуди.

— Но двое суток только прошло. Неуж все кончилось?

— Когда все кончится — будет поздно. Я заранее упредить должон.

— Верно, Ефтюха, — похвалил его Савва. — Мы подумаем.

— Слушай, Кукин, — сказала Аленка, когда Ефтихей ушел, — вот ты дважды атаманом был. Где корм людям доставал?

— Вестимо где — в барских усадьбах. Там завсегда кормов понатаскано…

— Но ты говорил — грабеж не по душе. Как же?

— Грабеж, атаман, это когда мужика обдирают, его кровное тащат. А у бар разве грабеж. Это мужики свое наработанное берут, поскольку им есть нечего, одеться не во что. Тут греха нет. И нам бы пора усадебку присмотреть, которая побогаче. Вот тут Барышевка недалеко есть, боярина Хитрово именьишко.

— Это Барышевска слобода что ли?! — воскликнул Савва.

— Она самая.

— Так мы там летом бывали.

— У меня там муж недовенчанный есть, — Эти вроде бы шутейные слова Аленка произнесла печально, и только один Савва понял эту грусть, сказал:

— Его уж, поди, приказчик Сенька. Ивлев довенчал, а отец Ферапонт вместо венца крышкой накрыл гробовой.

Кукин глянул на Аленку, на Савву — не сказал ничего. Вмешиваться в такие дела на ночь глядя не следует.

— Так я доглядчиков в слободу пошлю.

— Посылай.

4

Доглядчики вернулись на другой день под вечер. Встревоженно донесли: в Барышевке солдаты. Говорят, крутился давно в тех местах атаман Петька, прозвищем Грешник, и связан он был с отцом Ферапонтом. Приказчик Сенька об этом знал давно, но не доносил куда следует, потому как разбойники усадьбу не трогали, а грабили по дорогам. Когда забунтовался весь уезд и запахло жареным, Сенька съездил в Арзамас к воеводе Долгорукому и привез полсотни солдат и столько же стрельцов, да две пушки. Отца Ферапонта посадили в подвал, пытают — где стан атамана Грешника? Тот пока молчит.

— Ну теперь, — сказал Савва, — нам в гости к Ивлеву и сам бог итти велел. Отца Ферапонта будем выручать.

— Надо поразмыслить как следоват, — заявил есаул Кукин.

— Что тут размышлять. Их сотня, нас тысяча. У них две пушки — у нас четыре.

— Ты, може, Саввушка, запамятовал — мы драться будем впервые. А сто пищалей, знаешь, что могут сотворить? Вижу — не знаешь.

— Доручаю наш первый бой тебе, есаул, — согласилась Аленка, — Я как рядовая буду биться, со стороны на бой погляжу.

— Почему же, — улыбаясь ответил Кукин. — Ты атаман — веди бой.

— Чиниться будем потом. Сейчас нам надо усадьбу взять, людей не потерять. Давайте размыслим…

Сенька Ивлев сам не рад, что привел солдат и стрельцов. Мало того, что корми их, но и пои, и всячески ублажай. Стрелецкий голова Самойло пьет, как бочка, солдатский сотник Михайло Ермолаев щупает сенных девок, а стрельцы и солдаты бродят по лесам, собирают грибы, орехи, а с разбойниками встречаться, вроде бы, не хотят.

Этот день выдался дождливым. Стрельцы и солдаты пришли из поиска мокрые и злые, Самойло потребовал водки «для сугреву» не только себе и Ермолаеву, но стрельцам и солдатам. Пришлось откупорить второй бочонок.

«Сугрев» перешел в пьянку, после чего, выставив кой-какую охрану, воины завалились спать. Сенька тоже выпил немало.

Разбудил их набат. Приказчик выскочил на двор и сразу дернулся обратно, закрыл дверь на засов. По двору метались бородатые люди, горела конюшня, из ее широких ворот выводили лошадей. Кто-то непрерывно орал истошным голосом, слышались выкрики, команды, выстрелы. Сенька понял, что ему надо бежать одному. Жену и детей, может быть, разбойники и не тронут, но если скрываться всей семьей — верная гибель. Спрятав бабу с ребятишками на чердак, Сенька приготовился бежать. И вовремя. В дверь уже ломились налетчики. Сенька, не долго думая, высадил ногой раму и прыгнул в сад. Его на лету подхватили чьи-то сильные руки, приподняли и ударили головой в стену…