Есть стыковка! История первого рукопожатия СССР и США в космосе

Имея данные радара, мы смогли провести на 3 час 47 мин маневр NSR, что расшифровывалось как «нормальный, низкая угловая скорость». Он продолжался 53 секунды[52]. С этого момента наш бортовой компьютер стал основным источником данных. Я постоянно отслеживал числа и зачитывал их Уолли. Тот заметил «Джемини-7» еще с расстояния 112 км по отражаемым солнечным лучам. Он был вблизи пояса Ориона и поначалу мы приняли его за звезду Сириус, но затем Уолли сообразил, что звезда не на месте. (Фрэнк и Джим увидели нас раньше, чем мы их, потому что мы находились ниже и шли на фоне Земли.)

Когда «Джемини-6» достиг позиции в 55 км позади цели и в 24 км ниже ее, а это произошло через 5 час 16 мин от начала полета, настало время инициировать окончательный перехват. До этого мы посоветовали Фрэнку и Джиму наклонить свой корабль на 15° вниз от линии горизонта, нам навстречу. Соответственно «Джемини-6» смотрел под углом 15° выше горизонта, носом на них. При таком взаимном положении наш радар имел наилучшие шансы сохранять захват. По мере нашего подхода я называл новые углы тангажа, и Фрэнк на «Джемини-7» отрабатывал их. Уолли пилотировал корабль, а я зачитывал запасные карточки. Я получил окончательное навигационное решение по карточкам еще до того, как мы получили его от бортового компьютера фирмы IBM или из ЦУПа.

В точно определенный момент по моему отсчету Уолли запустил двигатели и перевел нас с круговой орбиты на траекторию перехвата. «Джемини-7», все еще опустив нос вниз, вышел из тени высоко над нами. Мы приближались, и на отметке 5 час 56 мин я радировал в Хьюстон: «Мы на расстоянии 36 метров друг от друга и неподвижны». Мы услышали, как в ЦУПе захлопали и закричали от радости.

«Вы, наверно, отрастили большие бороды», – сказал Уолли Фрэнку и Джиму, поскольку мы еще не могли видеть их в окнах.

«В кои-то веки мы следуем моде», – произнес Фрэнк.

Уолли повел нас на облет «Джемини-7», а я схватил камеру «Хассельблад» и начал снимать как сумасшедший. Один из моих снимков несколько дней спустя украсил первую полосу Washington Post – первый в истории снимок одного космического корабля, сделанный с борта другого. Я также отснял кинопленку. Меня здорово удивило, что из задней части «седьмого» торчат какие-то лоскуты и ленточки непонятного материала, и, как сказали, Фрэнк и Джим, то же самое торчало и у нас за спиной. Это оказалась пленка, которая защищала пиротехнические устройства разделения адаптера «Джемини» от второй ступени «Титана».

Фрэнк описал факелы наших двигателей, вытягивающиеся на 12 метров. Когда же мы облетали «Джемини-7» сзади, мы заметили, что даже самые слабые импульсы двигателями заставляют его золотистое «одеяло» теплоизоляции трепыхаться. Это имело значение для планирования будущих выходов: мы не хотели напугать астронавтов, работающих вне корабля, не говоря уже о попадании токсичных продуктов сгорания на скафандр.

«Джим, – сказал я, – доктора беспокоятся о твоей вестибулярной функции, поскольку вы находитесь здесь дольше, чем какой-либо другой экипаж. Не хочешь ли сфотографировать вот это и прочесть, чтобы они могли успокоиться?» Джим поднял свою камеру, а я вытащил синий и золотистый кусок картона размером с мое окно. На нем было написано «Бей Армию» – маленькая шпилька трех выпускников Аннаполиса (Уолли, Джим и я) в адрес Фрэнка Бормана, окончившего в 1950 году Вест-Пойнт.

Мы поддерживали взаимное положение с «седьмым» в течение пяти часов с лишним, включая и ночные части витка, когда все выглядело иначе – «Джемини-7» висел рядом, подсвеченный стыковочными огнями. Самое близкое расстояние между нами было чуть больше полуметра, хотя большую часть времени мы оставались на адекватной дистанции. Я также полетал вокруг «Джемини-7», поскольку сумел убедить менеджеров программы в необходимости установить вторую ручку управления со стороны пилотского кресла. Она появилась на «Джемини-6» и на всех последующих кораблях.

Наконец настало время выполнить небольшой маневр и начать дрейфовать друг от друга. Нам с Уолли предстояла скорая посадка, а Фрэнк и Джим должны были провести на орбите еще трое долгих суток. Джим позднее признался, что они очень расстроились, когда увидели, как мы уходим.

После расхождения с «Джемини-7» я поработал недолгое время над одним из экспериментов ВВС, используя оптический секстант. Мы еще раз поели, а затем попытались поспать, но без особенного комфорта: в скафандрах все еще было жарко, хотя они и стали охлаждаться, когда мы отключили часть систем корабля. Я, наверное, проспал часа четыре, но просыпался по крайней мере раз в час и смотрел на часы Omega, чтобы узнать время. (Часов у нас было двое: одни отсчитывали полетное время, а другие шли по хьюстонскому.)