Есть стыковка! История первого рукопожатия СССР и США в космосе

Когда я услышал эти новости в Хьюстоне, меня захватила идея возглавить американскую часть проекта. С тремя предыдущими полетами, выполнив большее количество сближений в космосе, чем любой другой астронавт или космонавт, я считал свои шансы на назначение довольно высокими. Но у меня появился новый и более заслуженный соперник – мой босс Дик Слейтон. С 1962 года из-за аритмии сердца он был отстранен от полетов, ему было запрещено даже летать в одиночку на самолетах. В конце 1971 года Дик прошел медицинское обследование в клинике Майо в Рочестере (Миннесота), потому что заметил, что регулярный прием витаминов привел к исчезновению аритмии. Обследование подтвердило, что он здоров, и в марте 1972 года ему был официально присвоен 1-й класс физического здоровья NASA. Это означало годность к назначению в летный экипаж.

Проблема состояла в том, что в марте 1972 года не существовало экипажа, куда можно было бы его назначить. Экипажи «Аполлона-16» и «Аполлона-17» уже глубоко погрузились в подготовку, и мы только-только объявили имена девяти астронавтов в трех экипажах «Скайлэба». Выкинуть кого-нибудь из них и поставить на освободившееся место Дика было бы нечестно, и он даже не пытался предложить такое. И вот тут-то, в мае 1972 года, появился «Аполлон – Союз».

Дик рекомендовал себя в качестве командира экипажа, после чего отказался от права назначения экипажей, передав вопрос об ЭПАС на рассмотрение директора Центра пилотируемых космических кораблей. Роберт Гилрут ушел в отставку с поста директора Центра в январе 1972 года, и его сменил Крис Крафт. У Криса было множество достоинств, и я им восхищался. Но его всегда возмущало чрезмерное влияние Отдела астронавтов и некоторые «гримасы» первых астронавтов. Когда он возглавил Центр, то создал дополнительный уровень менеджмента между астронавтами и директором Центра.

Единственным препятствием на его пути был Слейтон, и назначение Дика в ЭПАС стало бы изящным способом отстранить его от нынешней влиятельной должности. Поэтому я полагал, что место Дику в экипаже практически обеспечено. Но на корабле имелось три кресла. Я дал знать Крису и его заместителю Сигу Шобергу, а также Джорджу Эбби о своей заинтересованности в полете, а конкретно – в должности командира. И купил книжку на русском языке.

Когда 8 июля 1972 года советская делегация прибыла в Центр пилотируемых космических кораблей, я оказался участником совещаний двух из трех рабочих групп. Один из вопросов, которые еще нужно было разрешить, звучал очень просто: кто стартует первым? Наша первоначальная идея состояла в том, что «Аполлон» стартует первым, а «Союз» играет роль активного партнера при встрече. Большие возможности «Аполлона» по маневрированию на орбите давали нам и большую гибкость, когда заходила речь о времени старта.

Советы же хотели, чтобы первым стартовал «Союз». Когда мы спросили их о причине, завязалась дискуссия, которая продолжалась не один день. В конце концов советская позиция получила объяснение: они не могли развернуть свою стартовую платформу и осуществить старт раньше или позже. Они располагали стартовым окном всего в несколько секунд[122].

«И что произойдет, если вы не успеете стартовать в это окно?» – спросил я. «Тогда мы не полетим». Так, а как насчет следующего дня? Они пожали плечами. «Если мы не летим, то не летим».

Возможно, какой-то нюанс и пропал из-за перевода, но в любом случае эта встреча привела к совместному решению запускать «Союз» первым. У СССР было два стартовых комплекса. Они могли подготовить два корабля, две ракеты и два экипажа на тот случай, если один «не уложится в отведенный срок».

Обсудили также различия двух кораблей в скоростях утечки. «Аполлон» мог терять во время полета до 5 мм рт. ст. за час – это не составляло труда возместить, взяв на борт пару десятков килограммов кислорода дополнительно. Советский корабль не имел лишнего кислорода и азота, так что для него утечка была непозволительной роскошью. (Вопрос о темпе потери атмосферы оставался предметом раздора и после, вплоть до начала работы Международной космической станции спустя 25 лет.)

Мы обсудили вопросы связи, управления полетом, внешних опознавательных огней на кораблях, стыковочного модуля и стыковочной системы и десятки других. Каждый обмен мнениями осложнялся языковым барьером и очень разными подходами к решению проблем. Я был рад, что у нас еще есть три года на подготовку к полету.

Осенью и зимой 1971/1972 годов руководители программы в КБ Королёва перепроектировали «Союз», чтобы исправить проблему, которая убила Добровольского, Волкова и Пацаева. Наиболее значимым изменением стало уменьшение численности экипажа с трех человек до двух, позволившее запускать экипаж и возвращать его одетым в аварийно-спасательные скафандры. Один из таких усовершенствованных «Союзов» отправился в полет 26 июня 1972 года без экипажа под именем «Космос-496» и отработал нормально. Путь к пилотируемым полетам вновь был открыт.