Есть только дорога…

– Смотри. Молнии сверкают, а грома не слышно. Просто волна затухает. А свет идёт. Просыпайся, друг мой…

– Ди, просыпайся, – Олеся нависала над их лежбищем. Леший прикрылся уголком спальника.

– Скоро поезд. Точно… Сейчас оденусь.

Леший спешно одевался, Ди отправилась в душ, а, вернувшись, не говорила Лешему ни слова. Даже не смотрела в его сторону

"Что же между нами повисло неловкое такое? – думал тот, – Ну да ладно, уже поздно что-то менять. Послушаем Волка. И вообще, вспомним молитвы… Как там, да будет воля твоя, Господи…"

Действительно, короткая молитва, которую читал про себя Леший во время своих странствий, заключала в себе эту формулировку. Вспомнил он об этом и сейчас, в утреннем майском Харькове. Олеся завела машину. Ди накинула рюкзак, не позволив Лешему его взять, а потом лёгким движением закинула его на заднее сиденье и села сама. Рыкнул мотор олесиной "Ласточки", она понеслась по зелёным улицам Харькова в сторону Вокзала.

На перроне, в ожидании отправления поезда, Ди общалась лишь с Олесей. Леший забил трубку и закурил, глядя на неё.

"У неё свои дороги. У меня свои, – думал он, – спасибо Мирозданию, что свело меня с ней. Чего уж сейчас жалеть… Пусть молчит"

– Лёша, можно тебе кое-что передать? – сказала Ди.

Она подошла к Лешему вплотную, быстро сунула ему в карман какой-то свёрток в бумаге.

– Откроешь, когда я уеду. Спасибо за всё, светлый человек.

– Я люблю тебя, Ди.

– Я знаю. Не прощаемся, вдруг жизнь ещё сведёт. Пусть у тебя всё будет хорошо. Передавай привет Волку, хоть я его и не видела во снах.

– У меня нечего даже передать на память.

– Твои песни у меня в голове. Твои глаза болотного цвета. Твои прикосновения. Твоя лента дорог. Да и вообще моська твоя небритая, – сменила тон Ди.

– Пока…

Они обнялись и стояли, пока проводница не загнала Ди в вагон. Объявили отправление "пассажирского потягу з пэршой колийи", дали гудок, и поезд поехал. Леший, сдерживая подступившую слезу, смотрел вслед.

Олеся терпеливо ждала его.

– Поехали додому, там ребята проснулись, – сказала она.

– Ага. Сейчас, – Леший будто вышел из оцепенения.

В машине он развернул то, что сунула ему Ди.

Там была бело-зелёно-чёрная фенька, а на самой бумаге была написана цитата из одной автостопной песни:

"Ты в Ёбург, а я в Петербург.

Опять не совпало, прости.

Две такие ошибки на одну природу,

Это будет слишком круто, пойми…"357

Глава 16. Чужая сказка.

После отъезда Ди, Леший сразу отправился на стрит. Они с Ваней стояли в саду Шевченко и играли песни.

Ваня тянул свой репертуар про чёрные долины полные забытых духов, про голубое небо над зелёной тайгой. Здесь, посреди Харькова, это звучало просто приветом из другого мира.

Манула с Полиной в это время утянула Олеся знакомить со своими друзьями.

– Ваня, а что за люди, эти хвалёные олесины друзья? – спросил Леший, пока Ваня пил чай из термоса между песнями.

– Увидишь. Тебе понравятся. Они чем-то похожи на тебя самого. Часть их ездит стопом, часть играет песни и поёт. Объединяет их страсть к лазанию по всяким местам, куда не ходят обычные смертные.

– Типа сталкеры-диггеры?

– Можно и так сказать, хотя они не любят таких сравнений. А в Припять они ходили нынче целой толпой. Хотя попадали почти легально, на день поминовения.

Разговор был нарушен весьма грубо.

– Ну шо, паца, сыграйте нам за жизнь гуманную, да за кашу манную, – сказал Ване какой-то хмырь с татуировками на худощавом плече и бутылкой "Черниговского" в руке. А рядом стояли ещё три таких же.

Ваня сглотнул, громыхнул по струнам и запел какую-то шансонообразную песню, про тайгу, колючий забор и мать, что ждёт сынку. Леший такого и не слышал ни разу.

– Душевно, братуха, – полез обниматься к Ване этот тип, – уважил пацанов…

Леший внутренне напрягся.

"Не нравятся они мне. Ох, не нравятся…"

– А это шо за Вася с тобой стоит.

– Это автостопщик с Урала, Лёха, – ответил Ваня.

– Эй, автостопщик, сгоняй-ка нам за пивом.

Леший глянул на Ваню. В это время один из хмырей выгребал мелочь из ваниного чехла.

Внезапно подступивший страх парализовал Лешего. Все конфликты, возникавшие прежде, он решал либо разговором, либо бегством. Дрался очень давно. Ну и во сне, со своими страхами.

– Ты оглох, ханурик?! – крикнул один из них и толкнул Лешего.

Перемену в себе Леший почувствовал быстро. Его рациональное зерно говорило, мол, беги, спасайся. Но эмоции уже подпирали.

– Ты охуел что ли, бык опойный?! – заорал Леший не своим голосом, толкнув хмыря так, что он отлетел в сторону. В это время один из гопоты выхватил ванину гитару, попытавшись ударить Лешего. Тот вырвался, но гитара с шумом и звоном разбилась об асфальт. Редкие прохожие обходили их, завидев конфликт.

Другой хмырь в это время махнул ногой на Лешего. Леший, внезапно для себя, повторил свой маневр из общаги: поймал хмыря за ногу, дёрнул ногу вверх, ринув того головой на тротуар.