Читаем Есть у Революции начало полностью

В свою очередь, я добавил.

— А Ваньша, да Егорша, сын и племянник Собинова, мои лучшие друзья, — не задумываясь ни на секунду, уверенно соврал.

Неожиданно раздалась забористая ругань, ранее молчаливых мужиков.

— Ни хрена себе он закусочку носит в нищенской торбочке, — не удержался кто-то из них от комментария, вытряхнув содержимое моего мешка на место, где травы было поменьше. При виде толстых рулонов свёрнутых сотенных купюр, раскатывающихся под ногами, все без исключения, открыли рты от удивления.

— Это как же понимать? — тонким, растерянным голосом поинтересовался самый говорливый.

— Да пришили они кого-то, или банк ограбили, — заявил уверенно чернявый и грязный, одновременно вынимая из-за голенища сапога большой нож.


Лихорадочно соображал о выбор дальнейших действий. Конечно, мог бы перебить всех троих, отмахиваясь одним велосипедом. Но подобное публичное действие вызовет нездоровые подозрения. Людмила обязательно расскажет всё подробно. Стирать её память сейчас не нужно. Слишком много полезного взаимопонимания мы достигли, чтобы безвозвратно его терять.

Быстро считываю память самого агрессивного, вооружённого мужика. Отлично чувствую, что остальные тоже напуганы, как и моя подружка. Видимо никто из собутыльников не ожидал от коллеги, такой явной готовности убить. Быстро прочитав мысли приближающегося убийцы, весело заметил им всем.

— Дружим то мы с Путиловскими ребятами, а работаем на «Жилу».

— Как только деловые люди в Питере узнают, что у гонцов Симы, деньги перехватили мелкие фраера, — скучающим жестом руки махнул в сторону нападающего.

— Моментом виноватых найдут и все семьи вырежут. Это ведь не жандармы из сыскного, разбираться не будут, кто больше, кто меньше виноват. Многозначительно замолчал, давая почувствовать серьёзность угрозы.

— Всех порешат, — лениво и равнодушно констатировал.

Самый молодой, который всё ещё держал в руках мою сумку, брошенную ему агрессивным напарником, резко хлестнул котомкой по руке с ножом. Моя последняя фраза о неминуемом наказании, послужила ему своеобразной командой. Не ожидавший такой подлости со стороны своего товарища, цыганистый мужик взвизгнул, нагнулся за выпавшим оружием собираясь броситься на обидчика. Речистый рабочий, оказавшийся теперь сзади, кулаком, ударил в затылок неудавшемуся собутыльнику, потянувшемуся за упавшим ножом. Драки так и не произошло. Спасители молча собрали деньги в мешок, моток верёвки, складной швейцарский нож и несколько других мелочей полетели туда же. Передавая вещи мне, наиболее общительный и говорливый, заметно стесняясь, объяснил.

— Фролка, первую неделю в нашей бригаде, — кивнул на чернявого парня, всё ещё лежащего без сознания.

— Мы даже не думали, что он такой варнак окажется. Ты уж не держи зла.

— Передавай привет Федьше Собинову, — назвал коммуниста Николая Комарова его старой фамилией.

— Серафиме Никитичне наше почтение, — торопливо встрял в разговор молчаливый парень, первым ударивший Фролку моей сумкой.

— Все в народе знают её заботу о нуждающихся, — заострил внимание на её меценатской деятельности, как бы не заметив моего недавнего намёка на жуткую месть, со стороны преступного мира Петрограда.

— Вот как страх пробуждает в человеке умственные способности! — сдержал смех, размышляя про себя.

— «Люди всегда дурны, пока их не принудит к добру необходимость». Никколо Макиавелли (1469–1527).

Обратную дорогу, Людмила сама управляла рулём велосипеда и старательно крутила педали. Я, скромно сидел на раме, изредка подсказывая ей, где притормозить или прибавить скорости. Края штанин она плотно связала и засунула в высокие гетры. Отбитая печень, почти, не беспокоила девушку, как она уверяла. Занятая непривычной ездой, спутница молчала, не касаясь темы недавно случившегося. Отчётливо ощущал её растерянность от пережитого в парке. Она не знала, что думать.

— Выходит, не всё так невинно и просто в странном содружестве, зауральского вундеркинда и столичной меценатки? — прокручивала она один и тот же вопрос, на разные лады.

Мне очень любопытно, как отреагируют товарищи из ЦК партии, когда Люда перескажет им этот случай. Лишь бы революционеры не побоялись связываться с Серафимой, а вместе с ней и со мною.

Глава 15. Чтобы изменить людей, их надо любить

Окончание нашей велосипедной прогулки получилось скомканным. При прощании, отчётливо ощущал в девушке неловкость и даже тревогу. Людмила не знала, что теперь думать обо мне. Слишком холодным и уверенным тоном заговорил я с опасными мужиками. Такого невозможно ожидать от простого деревенского мальчишки, обладай он, какими угодно, способностями. Как нейро — психолог, пусть даже начинающий, она отлично поняла, что сыграть подобную самоуверенность почти невозможно. Особенно в тех условиях надвигающейся драки, когда нешуточно блестело лезвие ножа, а мысли и чувства путались, подстёгнутые адреналином.

Перейти на страницу:

Все книги серии Из игры в игру

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза