Есть!

Звонить Колымажскому, Ирак и Пушкину с Аллочкой я начала сразу после того, как лес за окном сменили инопланетные пейзажи Гадова – печально известного городка с насмерть замученной природой. Кто-то мне рассказывал, что в Гадове все жители поголовно – либо алкоголики, либо онкологические больные. Даже сейчас, когда стемнело, видно, что вместо деревьев близ Гадова торчат одни лишь сохлые палки, и земля здесь каменная, мёртвая. В городке вздымались кверху трубы завода, похожие на гребёнку с выломанными зубцами. Колымажский, Ирак и Аллочка с Пушкиным не отвечали на мои звонки – более того, телефоны у них были отключены, а городской многоканальный мог предложить лишь длинные гудки, распиливающие воздух.

«Абонент временно недостоин…» – послышалось мне в очередной раз вместо «недоступен», и я, разозлившись, нажала отбой. Прислонившись к окну, рядом со мной дремала уютная бабулька в беретике – от неё пахло точно так же, как от моей ба Ксени. Странно: человека нет, а запах, точнее, память о запахе живёт. Пахнет лежалыми карамельками, камфарой, огуречным лосьоном и, самую малость, булочками. Булочками с корицей и сахарной пудрой… Я придвинулась ближе к бабульке и тоже уснула.

Разбудил меня громкий голос Остапа Бендера.

– Ты где вообще? – кипел П.Н., вопли которого не умещались в телефонной трубочке. Бабулька уважительно отодвинулась.

– В автобусе, – шепотом ответила я, опасаясь разбудить спящих вокруг пассажиров.

– Она в автобусе! – П.Н. сказал это таким голосом, как будто я сморозила нечто настолько смешное, что у него даже нет сил придумать ответную реплику.

– Да я правда в автобусе, Павел! Проехали Гадов. Везу грибы.

Последние слова прозвучали таинственно, как пароль.

– Какие грибы?.. – заинтересовался П.Н.

– Лисички, подосиновики и белые сушёные.

– О-о-о, – простонал шеф, – я бы прямо сегодня пришёл ужинать, но, знаешь, мама просила провести с ней вечер. А ты, Геня, завтра же с утра на работу – вместе с грибами. Не представляешь, как мне нужно с тобой поговорить. И посоветоваться.

Он тяжело вздохнул, и добавил на прощанье:

– Всё очень плохо. А будет – ещё хуже.

– …Мужики, – с пониманием покивала бабулька, выслушавшая, как и бо́льшая часть пассажиров, весь мой разговор. – Ты же понимаешь, что ни к какой маме он не пойдёт!

– И пугает ещё, главное, – подключилась соседка сзади. – «Будет ещё хуже!»

В сравнении с тихой Пенчуркой город выглядел как шалава рядом с отличницей. Оказывается, человеку нужно совсем немного времени, чтобы отвыкнуть от городской жизни, – я пугливо озиралась по сторонам, пробираясь короткими перебежками, как собака через многорядный проспект. Машин-то! А людей! Как хорошо было в лесу, с комарами…

Даже дом мой любимый не порадовал – без Шарлемани в нём было тихо и печально, как на кладбище. Хорошо, что грибы – как малые дети! – требовали немедленного внимания, так что я, едва переодевшись и вымыв руки, бросилась готовить. Заготовки для ризотто с лисичками, жюльена из подосиновиков и грибного супа я сделала за час – вот как соскучилась! А ведь в кухне даже воздух застоялся, и свежих продуктов не было – с утра придётся заехать в «Сириус».

Впрочем, почему с утра?..

Я не сразу вывела машину с места на стоянке, и не то насмешила, не то перепугала охранника дёргаными движениями.

Телефоны Аллочки, Пушкина и Дода по-прежнему не отвечали, зато откликнулась Ирак.

– Ты в городе? Наконец-то!

– Хотя бы в двух словах расскажи: что случилось? – взмолилась я.

– В двух словах не помещусь, – сказала Ирак, – а потом, у нас, кажется, разговоры прослушивают. Только при личной встрече, Геня, прости. Приезжай завтра так рано, как сможешь. Додик шлёт тебе привет и обещает сегодня же привезти Шарманку. Пока!

Ирак почему-то не может выучить имя моей кошки и называет её всякий раз по-новому.

И как это понять – про разговоры? Кто их прослушивает?..

Парковка «Сириуса», несмотря на поздний час, была сплошь заставлена машинами. По бо́льшей части, разумеется, джипы. Мне пришлось ехать к самой крыше и романтически вставать там под звёздами. Я была в городе, но чувствовала себя здесь как в лесу. Пенчурка увиделась мне вдруг прекрасной и просветлённой, практически – земля обетованная. С ужасом я отметила, что, кажется, начинаю понимать родителей.

И если бы мне кто-нибудь сказал, что поздним вечером в «Сириусе» будет столько народу, я бы ни за что не поверила. Целое море людей разливалось по магазину, и я далеко не сразу ухватила свободную тележку. Точнее, у меня увели практически из рук несколько штук подряд, пока я не рассердилась наконец и не повисла на очередной каталке всем телом.

– Девушке плохо! – закричала малахольная тётка, которая сама же и пыталась отнять у меня корзину, а теперь орала и… на глазах превращалась в гастрономическую критикессу Нателлу Малодубову.

– Геня, ты? – Нателла так обрадовалась, как будто она на диете, а я – шоколадный торт. Ну вот, сейчас праздные покупатели последуют её примеру и начнут толкать друг друга локтями.