Есть!

Спасибо, Нателла! Именно сегодня вечером, без косметики, в комариных укусах, я представляю собой самое аппетитное зрелище для своих поклонников! Впрочем, бывали случаи похуже – однажды поклонницы поджидали меня в женском туалете супермаркета «Весенний», когда я выходила из кабинки под звук автоматического смывателя. А та незабываемая сцена в «Макдональдсе»? Я просто спряталась под крышей от летнего дождя, но разве кто-то поверит, что я пришла сюда не за гамбургерами?

Нателла бесцеремонно схватила меня – и потащила прочь, под удивлёнными взглядами покупателей. Я исхитрилась помахать всем рукой на прощанье – не люблю разочаровывать публику.

Мы вышли (точнее, Нателла вышла, а я висела у неё в руках, не трепыхаясь) на свежий воздух. Нателла – женщина крепкая как телом, так и духом, и спорить с ней бессмысленно. Кстати, за все долгие годы нашего знакомства она ни в чём и ни в ком ни разу не ошиблась.

– Ты где ездишь, Генечка? – спросила Нателла и поставила меня наконец-то на пол. – Ты ведь ничего не знаешь, по глазам вижу. У вас на канале творится такое, что даже мировая экономика отдыхает, хотя тоже, знаешь ли, всеобщий кризис. Упадок. – Она видела, что я её не понимаю. – П.Н. собрался продавать канал по дешёвке. Спроси, кому.

– Кому?

Нателла повела бровями, как другие женщины поводят плечами.

– Юрику! Иначе по миру пойдёте. Убытки – миллионные.

– Но мы же всегда были… Мы приносили…

– «Были, приносили»! Проехали. Есть ещё одна новость, неприятная лично для тебя. Сгруппируйся, хотя лично я не верю, что эти вещи кому-то помогают.

Я тем не менее сгруппировалась. И начала дышать, как телевизионные актрисы во время телевизионных родов.

– У вас там в последние месяцы окопалась одна редкостная… – тут Нателла употребила крайне неприличное выражение, заставившее проходящих мимо подростков уважительно присвистнуть. – Она работала у моего Гриши, и полностью его обесточила. Выпила, понимаешь?

Я попыталась представить, как Ека пьёт кровь у румяного Гриши, и, к своему удивлению, нашла эту картинку убедительной.

– Она талантливая, стерва, – вынужденно признала Нателла, – Юрик даёт ей полный карт-бланш, и к П.Н. у него следующее предложение. Новый владелец сохраняет все ставки, программы и проекты, оставляет за П.Н. творческое руководство и директорство, но с телеканала «Есть!» должен уйти один человек. И этот человек просидел последние две недели в каких-то мансийских лесах!

Нателла трясла меня за плечо со всей силы – а сил у неё о-го-го:

– Тебе надо срочно что-то делать! Я бы на твоём месте даже не ходила завтра на работу – это бессмысленно. Я говорила и с Пушкиным, и с Аллочкой, они все звонили мне и рыдали как сироты. Но они не будут спорить с П.Н., не надейся.

Нателла вернулась вместе со мной в «Сириус», ободряюще похлопала по плечу – и исчезла, так и не сделав покупок. А я всё-таки взяла – на сей раз без проблем – тележку и пошла по своим бывшим владениям, бессмысленно собирая продукты с полок, как фрукты с деревьев. Тем не менее судьбе показалось, что с меня на сегодняшний день ещё недостаточно. Свернув в мясной отдел, я столкнулась корзиной в корзину с Тем Человеком.

Железо брякнуло, мы отскочили друг от друга, но тут же оба вспомнили, что мы – культурные люди. Выдавили по жалкой улыбке.

Я зачем-то начала разглядывать его покупки, сваленные в тележку, – когда видишь туалетную бумагу, махровые мочалки и, например, фасоль в собственном соку, это изрядно снижает романтический градус. Тот Человек безуспешно пытался укрыть тележку от моего пронизывающего взгляда, но не зря ведь я так долго вела «Сириус-Шоу»! Свиное колено, конфеты «Дары осени», растворимый мисо-суп, молоденький, едва оперившийся чеснок, готовый бисквит.

В мясном отделе у Мары Михайловны – самый настоящий мороз, что и требуется почившим животным. Впрочем, мы с Тем Человеком были ещё живыми – на вид, по крайней мере, – и потому на глазах замерзали.

– Холодно здесь, – сказала я, и Тот Человек вежливо согласился:

– Как в холодильнике.

Настоящий писатель, не правда ли? Тут же нашёл подходящее случаю, неизбитое сравнение.

– Что нового у мамы?

Не знаю, зачем я спросила о его маме, а не о жене Светочке, для которой – несомненно! – в корзине припасены две коробки зефира.

– Сильно болела, но сейчас тьфу-тьфу, спасибо.

Когда он говорил это, то стал вдруг похож на П.Н., вспоминавшего Берту. П.Н. невозможно любит свою мать, и ему плевать хотелось на все её странности. Мать избалована им, как маленький ребёнок, – задаренная, закормленная старушка.

– Может, поужинаешь сегодня со мной? – брякнула я, не задумываясь о том, какие проклятия пошлёт мне по этому поводу доктор Грей. Тот Человек испуганно замотал головой и скорей повёз свою корзину прочь из холодильника, обрушив по дороге подложки с розовой, как пион, телятиной.

Чу́дная телятина!

Хотела бы я сказать то же самое о своей жизни.

Тот Человек уходил, а я смотрела ему вслед с сожалением – как к второстепенному герою из любимой книги. Авторы избавляются от них, как молодайки от нежеланных детей, а я тоскую вплоть до самого финала.