Есть!

– Нет, – улыбнулась бы она, – я не боюсь старости. Моя работа не зависит от возраста – я не стюардесса, и не актриса.

Вымышленная журналистка спрашивала о том, какое у Еки любимое блюдо, кем она хотела стать в детстве, и каковы её планы на будущее. Вопросы журналистам всего мира раздают распечатанными в стомиллионном количестве экземпляров. Но Ека терпеливо отвечала бы даже на самые предсказуемые. Планов – множество, она не станет ими делиться из суеверия. В детстве метила в писательницы. Любимое блюдо – апельсины с корицей.

Журналистка невозможно разочарована апельсинами. Слишком просто это звучит, но Ека непреклонна – апельсины с корицей, точка.

От досады журналистка стреляет в упор:

– Скажите, Ека, вам не скучно быть второстепенной героиней?

Ека задыхается, скребёт по одеялу скрюченными пальцами, насмерть пугая кота, а потом… просыпается. Долго приходит в себя, разглядывая стопу кулинарных книжек на тумбочке. Тут всё, что нужно, – от Огюста Эскофье до Елены Молоховец, от Александра Дюма-отца до «Организации общественного питания». Сверху, обложкой вниз, валяется роман Евгении Ермолаевой «Больное».

На часах ночь-полночь. Кот успокоился и снова спит, свернувшись пушистым рулетом.

Ека отпускает дурной сон, взмывающий под потолок тяжёлым облаком, и думает: скучно ли ей быть второстепенной героиней?

– Я ничем не хуже! – говорит Ека и ребром ладони, будто каратист, сбивает верхнюю в стопке книжку.

Книжка летит на пол и встаёт на мятые странички, как ребёнок – на слабые пока ещё ножки. Или же как старик – на ослабевшие за долгую жизнь ноги.

Получился домик-шалаш для маленьких человечков.

Возмущённый кот покидает нагретое место и скрывается в темноте ночного дома – он не выносит шума, и зрелищам предпочитает хлеб.

Ека думает, что все препятствия, вырастающие на пути, будут падать одно за другим, словно кегли от умело закрученного удара. Она поднимает с пола книжку-шалашик и читает выстраданные Геней строки. Страдание давным-давно испарилось, а строки остались и чем-то напоминают Екины сочинения семилетней давности. Под некоторыми Ека могла бы подписаться, но, разумеется, не будет. Ей гораздо сильнее хочется расписать пожелтевшие странички неприличными словами, но она и этого делать не станет. Книжка Еке не принадлежит. Под портретом молодой Гени с косой (не в руках, а на голове) – дарственная надпись: «Милой Светочке от автора». Книжку Еке дала Иран, отобрав её на время у милой Светочки.

Книгу Ека читает так, будто пьёт горькое лекарство, – сморщившись, через силу: не хочется – но надо. Раздражает буквально всё: от игривой девичьей обложки до слишком белой бумаги, от слов, сплетённых клубками, до щедро рассыпанных знаков препинания. Но больше всего Еку раздражает то, что эта книга вообще существует. Самой Еке не пришлось дождаться своей книги – последнюю щепку в костёр, на котором сгорала надежда «выйти отдельным изданием», подбросила та злая критикесса. И теперь Ека смотрит на книгу своей соперницы, как бездетная тётка – на румяного наследника родной сестры. Так хочется его покалечить, убить, но лучше всего – усыновить… Продвигаясь вглубь романа, расталкивая лишние слова, Ека чувствует, что на самом деле ей эта книга очень нравится. Ей нравится буквально всё – от милой девичьей обложки до безупречно белой бумаги, от неожиданно встретившихся и обретших совместное счастье слов до вполне уместных знаков препинания. А больше всего Еке нравится то, что эта книга вообще существует… но ведь это неправильное, вредное чувство! Поэтому Ека, как подобает стойкому борцу с вредными чувствами, не умиляется, но шипит, как раскалённое масло, и этим в очередной раз спугивает с места кота, осознавшего наконец, что ночка нынче будет адская.

Еке теперь до утра не уснуть. Лишь только она задрёмывает, в сон являются персонажи Гениной книжки и её собственные, родные, позабытые герои. Во сне те и другие так прекрасно ладят друг с другом, что Еке – во сне – хочется рассказать об этом Гене, но она тут же в ужасе просыпается и поспешно вспоминает свой план.

Генина книга должна помочь ей с этим планом – приблизить, так сказать, его успешную реализацию, – но на самом деле она только мешает. Ека вновь швыряет книжку на пол, начисто позабыв о «милой Светочке», которой придётся потом разглаживать странички и подклеивать корешок.

Беда в том, что сходство с ведущей программы «Гениальная Кухня» оказалось ловушкой. Теперь Геня казалась единственно близкой душой в этом мире. Подобного поворота событий даже Ека, с её логикой, предусмотреть не могла, и потому отчаянно уговаривала себя, что читает роман Гени только из патографических побуждений.

Геня Гималаева и её книжка, как естественное продолжение самой Гени, не должны нравиться Еке! В противном случае, размышляла Ека, задуманное потеряет смысл, а пройденный за последние семь лет долгий путь в тысячу миль окончится монолитной стеной, выросшей перед самым носом.