Есть!

– Я же вот, сыночка, – продолжала Берта Петровна, – до сих пор чувствую себя от силы на тридцать восемь лет, а выгляжу – все говорят! – не больше чем на пятьдесят с копеечкой.

П.Н. отвлёкся от зеркала и глянул на маму с обожанием – как он делал всегда, даже если она начинала нести совсем уже дикую чушь. В холодный пот директора канала «Есть!» могли вогнать лишь две мысли: что его канал перестанет приносить деньги и что Берта Петровна однажды умрёт. П.Н. знал, что второе событие он предотвратить не в силах, и мысль эта, обладавшая склонностью к праздным визитам, периодически вышибала у него почву из-под ног, превращая окружающий, вполне удобный для проживания мир в адский зал ожидания.

Времени на личную жизнь П.Н. перестало хватать сравнительно недавно – ещё лет пятнадцать назад у него бывали и долгоиграющие романы, и случайные связи, и даже нечто похожее на большую любовь. Во всяком случае, отсюда, из настоящего времени, П.Н. видел те свои страстные метания именно в таком ключе. А вот женатым человеком он себя так и не увидел, поскольку был вскормлен Бертой Петровной под непрерывную песнь о дамском вероломстве, которую мамочка исполняла для Павлика без выходных и перерывов. Возможно, если бы у Берты Петровны родился не мальчик Павлик, а девочка Полина (о которой она, кстати, тайно грезила), то песнь, сопровождавшая счастливые годы детства, имела бы иное сюжетное наполнение, но тут уж, как говорится, кому что дали. Гулять с девочками подросшему Павлику, скрипя зубами и скрепя сердце, ещё разрешали, а вот о женитьбе даже и не задумывались. И сам он об этом не задумывался – Берта Петровна была хоть и беспомощная хозяйка, зато по-человечески превосходно понимала милого сыночку и никогда не посмела бы устроить ему сеанс «пилинга», которым так грешат иные жёны.

Маман Берты Петровны была затейливой кулинаркой одесской закваски, да к тому же порядочной язвой: рецепты для поражённых в самый желудок гостей записывала в деталях, но всегда забывала упомянуть важный компонент, без которого блюдо не складывалось в дурманящую композицию… зато непременно писала последней строкой: «Желаю успехов!». Бедные хозяйки, разложив перед собой рецепт Павлушиной (а для неё он был всегда и только Павлуша) бабушки, пытались воссоздать шедевр, но не получали даже бледной репродукции. Бабушка считала, что её рецепты могут перейти исключительно по наследству, и в конце концов, пусть несколько извилистым способом, так оно и случилось.

Порой бабушка вслух причитала, что бесценные рецепты умрут вместе с ней – потому что Берта, как ни старалась маман придать ей хозяйственную сноровку, выросла неумехой, каких не пускают в кухню. Да и обожаемый Павлуша не оправдывал поначалу доверия: в кухне-то хорошей он разбирался на отлично, но сам даже пошлой сосиски сварить не умел. Что касается Берты Петровны, то она учила студентов играть на арфе, и по любому поводу демонстрировала свои пальцы – хрупкие орудия труда, использовать которые для чистки картофеля или разделки котлет есть варварство. И вообще, на арабском скакуне воду не возят, повторяла Берта вслед за своей любимой писательницей, чьи книжки сопровождали её на протяжении всей жизни. «Воду-то не возят, – ворчала бабушка, – зато жрёт этот арабский скакун за троих, и даже не думает хотя бы посуду за собою обмыть!» Берта не обижалась на маман: чего ещё ждать от некультурной старухи, выросшей на Молдаванке?

Павлуша честно старался помогать на кухне – да вот беда, был он к поварскому делу абсолютно не приспособлен. Бабуся сердилась на него вслух, а потом махнула рукой: покамест жива, прокормит и его, и дочь-арфистку. Когда же она стала уже совсем старенькой – и страна, и любимый её внучок вдруг разом взбрыкнули. Страна корчилась в перестроечных муках, а Павлуша бросил аспирантуру и ушёл работать на кабельное телевидение. Он был из породы долгожителей – бабушка дождалась того дня, когда в эфир вышли первые выпуски программы «Гениальная Кухня», познакомилась с Геней Гималаевой и передала ей из тёплых, как говорится, рук все свои лучшие рецепты – включая тот фирменный форшмак, на котором сломалось не одно поколение домохозяек.

Геня очаровала и бабушку П.Н., и даже Берту Петровну. К тому времени, как шеф спровадил в прошлое и Павлушу, и Павлика, все женщины его семьи убедились в том, что кормилец никогда не женится, а стало быть, имеет право на кое-какие симпатии, не угрожающие нарушению статуса-кво, и просто статуса. А ведь Геня на самом деле нравилась П.Н., но времени не хватало, видите ли, в чём дело, не хватало времени на личную жизнь!