Есть!

Бессонная ночь продолжалась – роман «Больное», как старый болтун после рюмки, открывал всё новые и новые Генины секреты… Писатели, что с них взять, поголовно болтуны и сплетники.

Геня, надменная аккуратистка, идеал домохозяек, непревзойдённая (пока что) выдумщица простых и верных рецептов, оказалась на деле не уверенной ни в себе, ни в своём будущем женщиной, и на все посулы Вселенной отвечала всякий раз одинаково – «пас». Геня была трусливой, как целое стадо овец, и, если верить книге, обстоятельно сомневалась в каждом своём чувстве и каждой мысли, чем полностью обесценивала и то, и другое.

Ещё раньше, отсматривая записи Гениных программ, Ека отмечала, как волнуется ведущая, показывая зрителям готовое блюдо. Будет достаточно одного зёрнышка критики, кардамоновой крупинкой выскользнувшего из твёрдого бутона, чтобы прорастить в ней росток неуверенности. А неуверенность способна на многое – кому, как не Еке, это знать? Пусть она сменила имя, пусть навсегда бросила латынь, но от неуверенности, истерзавшей тысячи талантов в мелкие бесполезные клочья, так просто не избавишься… Гималаеву давно никто не критиковал – если не считать блеянья неведомых сетевых зверушек на форуме канала «Есть!» – Ека пыталась разжечь здесь неприязнь к Гене, но огонёк тут же заливали тонной словесной воды. Ну и потом, слишком уж мелкотравчатой была эта идея, здесь требовалось орудие помощнее! И чтобы зрителей собралось не полсотни, а минимум всё взрослое население нашего города и ближайших окрестностей, прильнувшее с блокнотами к экранам в урочный час.

Заснуть Еке удалось лишь под самое утро – во сне она прижимала к себе Генину книжку крепко, как любимую игрушку. Конечно, она проспала, и утром собиралась впопыхах, и успокоилась только доро́гой, сыграв несколько раз в игру «обгони арию». Замечательная игра! Ека изобрела её в Тоскане, когда училась в кулинарной школе. Надо успеть доехать до намеченной цели быстрее, чем прозвучат последние звуки любимой арии – сегодня это была баркарола Риккардо из оперы «Бал-маскарад».

Место на парковке оказалось занято Гениной машинкой, но Риккардо всё еще пел во весь голос, когда в тесном ряду блестящих автомобилей нашлась свободная, как раз подходящая джипу прореха.

Каких-то семь лет назад Ека не умела ни готовить, ни водить автомобиль, но героям – пусть даже второстепенным! – положено меняться быстрее, чем реальным людям.

Благосклонно кивнув охранникам, героиня прошла к лифту и на самом входе в кабину опрыскала запястья духами с мучительным запахом ванили.

Геня не выносит парфюмерных ароматов, особенно – сладких, ванильных. Геня не любит огромные машины. Ека знала о Гене столько, что хватило бы на диссертацию. Лакун почти не осталось – за единственным исключением. Это исключение называлось «личная жизнь», и, судя по всему, никакой личной жизни у Гени Гималаевой – как, впрочем, и у Еки – не было.

Часть вторая

Что бог ни делает, всё к лучшему, – с пафосом провозгласил патер, заслышав о кухне. – Порядочный человек и на кухне может сделать карьеру.

Ярослав Гашек

Глава одиннадцатая,

из которой станут известны кое-какие детали личной жизни деловых людей xxi века, озвученные голосом и вдохновлённые судьбой Павла Николаевича Дворянцева, владельца телевизионного канала «Есть!»

Павлу Николаевичу Дворянцеву – или П.Н., как его запросто «сокращали» в трудовом коллективе (а вот сам П.Н. даже в кризисную пору не сокращал трудовой коллектив), – решительно не хватало времени на личную жизнь. Сразу после прихода зрелости, вторым звонком, директор канала «Есть!» получил малоприятную новость – оказывается, сутки в связи с приходом зрелости будут теперь сокращены на несколько часов. Кто и зачем отгрызает от суток ценное время, П.Н. объяснить не удосужились: его лишь поставили перед фактом, как мальчонку-школяра перед доской с математическими примерами.

Берта Петровна – мама П.Н. (некогда пышная красавица, а ныне бодрая и лишь слегка подсохшая, как финский хлебец, старушка) – часто говорила Павлику о том, что с годами у него будет всё меньше и меньше времени.

– Я же вот, сыночка, тоже не могу привыкнуть, что мне семьдесят шесть, – вздыхала Берта Петровна, глядя, как сыночка перед зеркалом пристраивает на макушке «локон страсти». Локон этот должен был на манер моста пересекать простор водной глади, то есть, простите, конечно же, никакой не глади, а умной и лишь эпизодически облысевшей головы П.Н. К счастью, он был человеком высоким во всех отношениях, и потому добрая половина знакомых не могла обозреть его лысину с локоном по причине малого роста, а другой – менее доброй – половине приходилось прощать это знание.