Эстафета поколений: Статьи, очерки, выступления, письма

Позже я написал еще несколько рассказов, много новелл и роман. Героями этих произведений стали рыбаки, колхозники, солдаты и офицеры Советской Армии. Вместе с тем в моих книгах отразились и мои детские воспоминания, а также впечатления от моих поездок в качестве корреспондента газет в довоенные и военные годы, а также впечатления, накопленные мною за время работы в деревне. Честно говоря, без этих впечатлений мне было бы не о чем писать.

В моей жизни была одна важная веха: когда я в годы моей юности работал на судоверфи, то имел возможность наблюдать представителей могущественного класса, который строит корабли и локомотивы, варит сталь и возводит дома, своими руками создает все материальные ценности. Я видел настоящих творцов жизни на земле — рабочих. И я понял, почему великий основатель Советского государства Ленин в своей революционной деятельности прежде всего опирался на рабочий класс.

Я восхищался высокими моральными качествами людей этого класса, их бесстрашием, честностью, товариществом, выдержкой и бескорыстностью. Шли годы, я вновь и вновь встречался с представителями этого класса — в процессе мирного труда, в ленинградских окопах и на послевоенных стройках, — и моя память впитала в себя множество различных черт характеров этих людей, примеров из их жизни.

Так появились «Журбины». Вначале в набросках, затем цельным произведением. Эта книга является знаком высокого уважения, которое автор питает к рабочему классу, к самому передовому, боевому и творческому классу в мире.

1954

ФРОНТОВЫЕ БЛОКНОТЫ РАССКАЗЫВАЮТ...

Случилось так, что в годы войны у меня погибло все, кроме фронтовых блокнотов. Их много, ими был набит полный портфель.

Материал оказался таким интересным, что я при некоторой самонадеянности вполне мог бы полагать, будто бы смогу когда-либо извлечь из этих записей целую серию романов, отражающих и всю войну, и нашу ленинградскую эпопею, нашу блокаду в частности. Но это заблуждение, это именно самонадеянность. Военные романы по фронтовым блокнотам не пишутся. Или если и пишутся, то получаются в итоге не романы, а длинные репортажи о войне, об ее эпизодах. Я решил не морочить головы читателям и корреспондентские заметки за романы не выдавать. В журнале «Октябрь» появились мои «Записи военных лет».

Публикуя их, я почувствовал огромную ответственность перед теми, о ком идет речь. Как сотрудник газеты нашего Ленинградского фронта «На страже Родины» я писал о солдатах, о сержантах, младших офицерах. Многие из них живы и все, что мы о них пишем, читают. Я написал, например, о солдате из морского батальона, о рядовом краснофлотце, которого назвал «долговязым, рябым». И вот приходит письмо: «Я тот самый долговязый, рябой, о котором вы так тепло написали». Или другой случай. У меня записано о молодом парнишке Лайхтмане, командире артиллерийского взвода. Тоже приходит письмо: «Я и есть тот самый парнишка, но уже ставший подполковником».

Участники обороны Ленинграда дополняют мои записи своими воспоминаниями, пишут волнующие письма о первых месяцах войны. Для меня это очень важно, потому что я старался представить картину того, как и где был остановлен враг, как сложилась линия фронта под Ленинградом. Поначалу это были какие-нибудь воронки, канавы, какие-нибудь дома, речки, высотки. Затем из них стала складываться линия, на которой наш солдат противостоял гитлеровцам.

Читатели сообщают множество важных деталей. Под Нарвой на дороге, по которой я проезжал в августе 1941 года, стояла подбитая машина иностранной марки; в ней сидели мертвый капитан и мертвый шофер. Двадцать три года спустя пришло письмо от одного москвича, ныне полковника. Он пишет, что этим капитаном погранвойск был он, что их обстрелял «мессершмитт», шофер погиб, а он остался жив, несмотря на сто пробоин в машине.

Я согласен с Николаем Семеновичем Тихоновым, который сказал, что мы плохо показываем героизм советских людей, остановивших врага под Ленинградом. Мы с Николаем Семеновичем не можем рассказать о гигантских отступлениях, о которых так живописно рассказывал здесь А. А. Сурков. Любой клок земли под Ленинградом — это рубеж упорнейшего сопротивления наступавшему врагу. Мы видели и наступательные бои, например под Тихвином, где еще в начале войны почувствовали, что можем успешно бить фашистов.

Выполняя свой писательский долг, мы обязаны рассказывать о людях, которые, в свою очередь, выполняли свой воинский долг. Сейчас много пишется о героизме военнопленных. Действительно, наши люди сражались и в гитлеровских лагерях. Но, говоря честно, это героизм вторичный. Первичный же определен воинской присягой. Это высший героизм солдата — вылезти по приказу лейтенанта на бруствер окопа и пойти в атаку под пулеметный огонь или выстоять перед натиском вражеских танков в окопе.