Эстафета поколений: Статьи, очерки, выступления, письма

Если бы каждый выполнил свой долг на поле боя, не было бы нужды в героизме лагерном. Иные из писателей, кинодеятелей, рассказчиков с телеэкранов изо дня в день утверждают, что плен — это не беда и там можно стать героем. Да, конечно, настоящие люди были такими и в плену. Но все же верность присяге надо воспевать уже, во всяком случае, не меньше, чем подпольную борьбу в лагерях.

Мне пришлось недавно беседовать за рубежом с одним из наших идеологических противников. Он с иронией говорил: «Мистер Кочетов, многие из нас, кого вы называете антисоветчиками, сейчас в некоторых областях своей деятельности становятся безработными благодаря вашей энергичной работе. Вы поставляете такие ценные для нас произведения литературы и кино, что нам к ним и добавить нечего. Вы навыпускали немало книг, кинофильмов, которые показывают весьма плачевное положение у вас в армии на первом этапе войны. Все это доказывает верность нашего утверждения, что, не будь второго фронта, вы бы не победили. Вы непрерывно пишете о поражениях Красной Армии, о ее бегстве. Нам остается это только дополнять нашими фильмами о блестящих победах западных союзников после открытия второго фронта, и всем все становится ясным».

Вот что получается, когда в угоду желаниям некоторых искривляется подлинная история.

Писатели могут сделать многое для того, чтобы молодежи раскрывалась именно подлинная правда.

Я рад, что во время войны мне пришлось долгое время пробыть рядом с очень и очень хорошими людьми — с военными журналистами. Это и представители «Правды», «Красной звезды», и наши ленинградцы из газеты «Ленинградская правда» и «На страже Родины». Если рассказать жизнь любого из них, вышла бы хорошая повесть, причем повесть без «драпов», потому что журналист всегда шел вперед. Даже когда он отправлялся к отступающим, то шел не туда, куда отступали, а туда, откуда отступали.

Для меня это одна из моих будущих тем — жизнь военной газеты в дни Великой Отечественной войны, начиная с маленькой газетки — дивизионки. Кто знает, какие ждут нас испытания впереди. Может быть, наши журналистские фронтовые перья еще пригодятся?

1965

ШЕСТЬДЕСЯТ СТРОК

Лежу в госпитале на улице Красного курсанта, на третьем этаже огромного здания, в котором до войны много лет готовили кадры для военной авиации.

Через улицу напротив тоже что-то военное, какой-то заводик; судя по оглушительному реву, раздающемуся в глубинах его дворов, заводик ремонтируют мощные моторы. Рядом с его воротами до вчерашнего дня стояла проходная будка. Вчера ее вместе с вахтером разнесло ударом тяжелого снаряда. Взрывная волна вышибла заодно и окна нашей палаты, осыпав койки битым стеклом.

При таких обстрелах многие ходячие спускаются в подвал, в бомбоубежище. Это обязательно, таков приказ. Несут туда на носилках и тех, кто не ходит. Но многие увиливают от бомбоубежища. Потому что несколько дней назад немецкий снаряд пробил фундамент здания и разорвался именно в подвале.

Фронтовики тоскуют о блиндажах, о траншеях, просто об открытом поле, где можно залечь в канаве или в воронке и всегда знать — в тебя или не в тебя направлен очередной снаряд. Тут, лежа на койке, думаешь, что каждый раз он в тебя. А главное — нет этой верной, надежной земли, которая не выдаст, спасет, оборонит. Здесь ты совершенно беспомощен.

По два, по три раза в день мы слушаем тугие хлопки орудийных выстрелов в районе Стрельны или поселка Беззаботного, где расположена дальнобойная артиллерия немцев, а за хлопками слушаем и вой снарядов, грохот разрывов, частенько очень близких. Видимо, и большой госпиталь, и предприятие, ремонтирующее моторы для чего-то — может быть, для самолетов или танков, — цель до крайности заманчивая и обозначена как первоочередная на картах тех, кто вот уже десять месяцев осаждает Ленинград, пытаясь взять его измором.

В госпиталь я попал спустя несколько дней после годовщины войны, и случилось это вот как.

Меня, сотрудника отдела фронтовой жизни газеты «На страже Родины», вдруг вызвал секретарь редакции. В его узкой сумрачной комнатенке с единственным окном на проспект 25 Октября сизыми пластами плавал табачный дым: наш секретарь безудержный курильщик; табак у него лежит ворохами прямо на столе, на рукописях, на гранках; табаком набиты ящики стола; у него всегда можно стрельнуть на завертку и, завертывая, стащить еще на две. Он не заметит, потому что непрерывно правит рукописи и, даже разговаривая с тобой, смотрит только в них.

— Товарищ Кочетов, — сказал он, решительно перечеркивая большой абзац в чьей-то статье, — когда вы работали в «Ленинградской правде», вы бывали в частях ополченцев. Я читал ваши корреспонденции о них. Послезавтра годовщина народного ополчения. Надо дать в газету яркий материал о том, как из ополченцев выросли кадровые бойцы и командиры Красной Армии. Увлекательная тема. В номер на третье июля. То есть сдать надо завтра, самое позднее к середине дня.

— А какой размер, товарищ капитан?

— Размером не стесняйтесь. Сколько выйдет. Лишь бы хорошо.