Эстер Уотерс

— Это верно, — сказал Уильям. — Я тоже слышал, что другому в Англии оставалось скрипеть какую-нибудь неделю и вместо легких были одни лохмотья, а в Египте он, глядишь, и поправлялся. Может, я там и работенку какую себе подыщу. И мальчишку туда выпишем.

— Вот когда ты так говоришь, это мне нравится. Почем знать, может, в Ньюмаркете тебе повезет! Одна хорошая, крупная выдача, пятьдесят к одному, — вот и все, что нам нужно.

— Как раз об этом я и думал. Мне дали сногсшибательную информацию насчет Приза Цесаревича и Кембриджширского. Я могу поставить, как ты говоришь, — пятьдесят к одному в дубле, — на Спичку и Ризу — понимаешь? Да, я хочу рискнуть. Это мой последний шанс.

XLIV

Когда Спичка выиграла Приз Цесаревича, обскакав на пять корпусов своих соперников, Уильям лежал в постели и, казалось, был уже при смерти. Он схватил простуду, возвращаясь домой поздно вечером, и теперь кашлял кровью почти беспрестанно. Состояние его было настолько тяжелым, что он равнодушно выслушал добрую весть и лишь потом, немного оживившись, сказал:

— Слишком поздно.

Но когда на Ризу начали ставить десять к одному и стало ясно, что она может принести огромный выигрыш, а по словам Джорнеймена и Стэка, конюшня не сомневалась в ее победе, к Уильяму начала возвращаться жизнь, и он даже заговорил о том, чтобы перестраховаться еще на одну лошадь.

— Если я получу девять или хотя бы восемь к одному, тебе хоть что-нибудь да останется.

Но доверить Стэку или Джорнеймену сделать за него ставку он не пожелал; надо нанять извозчика, поеду сам, сказал он.

— Ну, в таком случае — выиграет лошадь или проиграет, для него уже мало что изменится, — заявил доктор. — Ему надо немедленно лечь в больницу — вот самое разумное, что он может сделать. Там в палате все время поддерживается ровная температура, и он получит уход, который нельзя обеспечить дома.

Но Уильяму не хотелось ложиться в больницу; он считал, что это будет дурным предзнаменованием. Если он это сделает, то Риза нипочем не выиграет, — так ему казалось.

— Ляжет он в больницу или не ляжет — как это может повлиять на успех лошади на предстоящих скачках? — возмущался доктор. — Окно у вас плотно не затворяется, из-под двери дует, а если вы устраните сквозняк, в комнате станет невыносимо душно. Вы же хотите поехать полечиться, а перед поездкой вам необходимо хорошенько отдохнуть недельки две.

Уильям дал себя уговорить, его увезли в больницу, а Эстер осталась дома — ждать решающего дня. Теперь, когда умирающего мужа не было возле нее, ей нечем было занять себя, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей, и они жгли ей мозг. Победит ли Риза? Этот вопрос не покидал ее ни на мгновение. Она видела перед собой стройных, похожих издали на борзых, лошадей; они рисовались ей совершенно такими, как в Эпсоме, когда она смотрела на них поверх моря голов и шляп, и она даже спрашивала себя: какая из них Риза — та караковая лошадка, первой прискакавшая к финишному столбу, или гнедая, которая приплелась последней? Минутами ей казалось, что она сходит с ума; в голове у нее словно раскалывалось что-то, рвалось на части, как кусок миткаля…

Тогда она пошла проведать сына. Ему шел уже шестнадцатый год; это был высокий, крепкий юноша, нисколько, по счастью, не утративший своей детской привязанности к матери. Сердце Эстер преисполнилось нежностью. Она полюбовалась на его длинные стройные ноги в желтых чулках, поправила воротник на куртке и, шагая бок о бок с ним, засунула пальцы под его кожаный ремень. По обычаю своей школы, он был без головного убора, и она поцеловала темные непослушные завитки на его курчавом затылке. В детстве волосы у него были совсем светлыми… Тогда она работала по семнадцать часов в сутки, чтобы спасти свое сокровище от голодной смерти. Но он сторицей вознаградил ее за все, что ей пришлось ради него претерпеть.

Она выслушала похвалы учителей — мальчик делал отличные успехи — и прошла вместе с сыном по длинным коридорам и прямоугольникам дворов, радостно прислушиваясь к звуку его голоса, внимая его рассказу о школьных товарищах и занятиях. Она должна жить ради него, даже если жизнь ей опостылела. Да, благодарение небу, у нее есть ее ненаглядный сыночек, и какое бы горе ни ждало ее впереди, ради сына она стерпит все. Джекки знал, что его отец болен, но мать ни словом не обмолвилась о том, как близок роковой конец. Врожденное душевное благородство Эстер подсказывало ей, что она не должна преждевременно омрачать жизнь этого юного существа столь страшной вестью, и хотя для нее самой было бы несказанным облегчением поделиться с ним своим горем, она все же проглотила слезы и заставила себя мужественно нести свой крест в одиночестве, не перекладывая его тяжести на плечи сына.

Всякий день, когда в больницу допускались посетители, она появлялась там с последним скаковым листком в руках.

— Риза десять к одному, — читал Уильям вслух.

Ставки на эту кобылу снова поднялись, и Уильям вопросительно и с надеждой поглядел на жену.

— Сдается мне, она должна выиграть, — сказал он, приподнимаясь в своем плетеном кресле.