Естественная исторія религіи

Силы людей настолько-же мало превосходятъ ихъ потребности, съ точки зрѣнія исключительно здѣшней жизни, насколько мало силы лисицъ или зайцевъ превосходятъ ихъ потребности, примѣнительно къ періоду ихъ существованія. Заключеніе-же, [которое можно вывести въ данномъ случаѣ! изъ равенства основаній, — вполнѣ ясно.

Съ точки зрѣнія теоріи о смертности души болѣе низкій уровень способностей женщины легко объяснимъ. Ея домашняя жизнь не требуетъ болѣе высокихъ способностей, ни душевныхъ, ни тѣлесныхъ; съ точки-же зрѣнія религіозной теоріи это обстоятельство совершенно устраняется и теряетъ всякое значеніе: оба мола должны исполнить одинаковую задачу — значитъ, силы ихъ разума и воли должны быть тоже равными, причемъ и тѣ и другія должны быть несравненно выше тѣхъ, которыми они обладаютъ въ настоящее время.

Такъ какъ каждое дѣйствіе предполагаетъ причину, а эта причина — другую, и т. д., до тѣхъ поръ, пока мы не достигнемъ первой причины всего, т. е. Божества, то все, что совершается, совершается по его повелѣнію и ничто не можетъ быть объектомъ кары или мщенія съ его стороны.

По какому правилу распредѣляются наказанія и награды? Въ чемъ Божественное мѣрило заслуги и преступленія? Предполагать-ли намъ, что человѣческія чувства свойственны Божеству? [Вѣдь] какъ-бы смѣла ни была эта гипотеза, но у насъ нѣтъ представленія объ иныхъ чувствахъ {Въ изданіяхъ 1777 и 1783 г. мѣсто это читается такъ: "какъ смѣла эта гипотеза! У насъ нѣтъ представленія объ иныхъ чувствахъ!"}.

Сообразно съ человѣческими мнѣніями, умъ, храбрость, благонравіе прилежаніе, благоразуміе, геніальность etc. — все это существенныя части личнаго достоинства. Значитъ-ли это, что мы должны создать для поэтовъ и героевъ элизіумъ, по примѣру древней миѳологіи? Зачѣмъ присуждать всѣ награды за одинъ видъ добродѣтели?

Наказаніе, не преслѣдующее никакой цѣли, никакого намѣренія, не соотвѣтствуетъ нашей идеѣ добра и справедливости; но оно не можетъ служить никакой цѣли, послѣ того, какъ все придетъ къ концу.

Согласно нашимъ представленіямъ, наказаніе должно до нѣкоторой степени соотвѣтствовать проступку. Почему-же назначается вѣчное наказаніе за временные проступки такого слабаго творенія, какъ человѣкъ? Развѣ можетъ кто-нибудь одобрить гнѣвъ Александра, который хотѣлъ погубить цѣлый народъ за то, что увели его любимаго коня, Буцефала? {Quint. Curt., lib. VI, cap. 5.}

Небо и адъ предполагаютъ два различныхъ вида людей: добрыхъ и злыхъ; но большая часть человѣчества не порочна и не добродѣтельна.

Еслибы кто-либо предпринялъ путешествіе вокругъ свѣта съ цѣлью угостить вкуснымъ ужиномъ добродѣтельныхъ и хорошенько поколотить злыхъ, онъ часто затруднялся-бы въ выборѣ и находилъ-бы, что заслуги и проступки большинства мущинъ и женщинъ едва-ли достойны любого изъ этихъ двухъ воздаяній.

Предположеніе мѣрилъ одобренія и порицанія, отличныхъ отъ человѣческихъ, только все запутываетъ. Откуда мы вообще знаемъ, что существуетъ такого рода вещь, какъ моральныя различенія, если не на основаніи своихъ собственныхъ чувствъ?

Могъ-ли бы кто-нибудь, не испытавъ личнаго оскорбленія, (а добродушный человѣкъ даже и въ такомъ случаѣ) и основываясь исключительно на чувствѣ порицанія преступленій, назначать за нихъ даже обычныя, законныя, легкія наказанія? И развѣ что-нибудь кромѣ размышленій о необходимости и общественныхъ интересахъ можетъ закалить сердце судей и присяжныхъ противъ гуманныхъ чувствъ?

Согласно римскому законодательству, людей, виновныхъ въ отцеубійствѣ и сознавшихся въ своемъ преступленіи, заключали въ мѣшокъ вмѣстѣ съ обезьяной, собакой и змѣей, а затѣмъ бросали въ рѣку, тогда какъ тѣхъ, кто отрицалъ свою вину, даже если она была безусловно доказана, карали просто смертью. Одинъ преступникъ былъ однажды судимъ передъ лицомъ Августа и осужденъ послѣ полнаго уличенія, но гуманный императоръ, задавая послѣдній вопросъ, придалъ ему форму, разсчитанную на то, чтобы привести несчастнаго къ отрицанію его вины. "Вѣдь ты, конечно, не убилъ своего отца?" спросилъ императоръ {Suet. August., cap. 33.}. Такая мягкость соотвѣтствуетъ присущимъ намъ понятіямъ правосудія даже въ примѣненіи къ величайшимъ преступникамъ и даже въ томъ случаѣ, если такимъ образомъ предупреждаются сравнительно незначительныя страданія. Мало того, самый фанатичный священникъ непосредственно, безъ всякаго размышленія, одобрилъ-бы подобную мягкость, еслибы только преступленіе не было ересью или невѣріемъ; такъ какъ эти послѣднія преступленія нарушаютъ его времени ме интересы и преимущества, то онъ, быть можетъ, и не отнесся-бы къ нимъ столь-же снисходительно.

Главнымъ источникомъ моральныхъ идей является размышленіе объ интересахъ человѣческаго общества. Неужели столь кратковременные и незначительные интересы должны быть охраняемы при помощи вѣчныхъ и безконечныхъ наказаній? Вѣчное осужденіе одного человѣка — безконечно большее зло для міра, чѣмъ разрушеніе тысячи милліоновъ царствъ.