Естественная убыль

Но это случилось позже. А пока царствовал хамоватый буфетчик. Взял Знаменский бутерброды и два стакана с жидкостью, отдаленно напоминавшей кофе. Почти без надежды спросил чего-нибудь домой. Буфетчик посопел-посопел, пошарил в подсобке и вынес сверток, потянувЁший на весах триста граммов. Бумаги на нем было наверЁчено несколько слоев, не разобрать, что внутри, но припахивало копченой рыбой, да и цена соответствовала. Повезло! Не иначе потому малый расщедрился, что виЁдел Знаменского с Зиной, а ее удостаивал своей монаршей милостью.

-- Можно к тебе? -- с таким же утлым кофейным ужином подсел Капустин; приподнял бутерброд с залоснивЁшимся от старости сыром. -- Пируем, брат. А ты ресторанЁное дело ведешь, у меня первейшие торгаши на прицеле.

Капустин служил в подразделении, боровшемся проЁтив злоупотреблений в торговле.

-- Закатились бы сейчас в любую ресторацию, -- возЁмечтал он. -- С черного хода. Расстелили бы нам скатерть-самобранку...

-- Еще бы низко кланялись, спасибо, что уважили, -- отозвался Знаменский.

-- С собой посыльного нагрузили бы разной снедью неописуемой... А то вон разжился каким-то кульком на завтрак и радуешься. Глупо живем.

-- Глупо, брат, глупо.

Отпили из стаканов. Хорошо, хоть брандахлыст горяЁчий, есть чем размочить неугрызный сыр.

-- Глупо, Паша!

То был пустой треп, теперь голос прозвучал серьезЁно, с нажимом.

-- Это в каком смысле?

Капустин глаз не отвел, усмехнулся.

-- А ты в каком подумал?

Знаменский смолчал, но невольно зажевал поспешЁней. Капустина он знал по институту как однокурсника, и хотя близки они не были, но связывала их известная солидарность.

-- Правильно подумал, -- через минуту продолжил Капустин. -- Ты, Паша, учти, я в душе авантюрист. Если что -- можешь на меня рассчитывать.

Почти конкретное предложение. Недурно. Ревизоры только начали, а ко мне уже ищут подходы! Авантюрист он, видите ли. И ведь ничем не рискует. Один на один. Даже если б я, подобно Дашковскому, -- который чуть что -- включает в кармане заграничный диктофон, -- если б и я записал застольный диалог, Капустин отшутится: мол, как оперативник прощупал следователя на устойчиЁвость для профилактики.

Невыразимо поганый был осадок. Не думалось такого про Капустина. Напрасно, отпирая квартиру, ЗнаменсЁкий решал оставить все это за порогом. Напрасно пытался заесть впечатление рыбой.

Ладно бы Капустин, хромые души везде встречаются, суть не в нем. Вся система заболевала, то там то сям рвалась и искажалась самая ее ткань, прорастая метастаЁзами из преступной среды.

На свежую голову Знаменский поразмышлял над выкЁладками ревизоров, посоветовался с оперативником Смолокуровым, приданным ему в помощь. Тот не одну собаку съел на общепите и тоже любил обратный обсчет, однаЁко в данной ситуации сомневался -- не зряшные ли будут усилия. Художества в "Ангаре", конечно, замаскированы реализацией продуктов в фирменных "Кулинариях", где деньги получают без касс.

Обратный обсчет даст эффект лишь по кондитерскому цеху. Безмерно раздутый, он гонит свои изделия в несколько магазинов. И тут должны оставаться следы в документации.

Начальником кондитерского цеха была некая Маслова. Первейший, видимо, объект, на который надлежало нацелиться.

Так и получилось, что аресты в "Ангаре" начались с Масловой, а в дальнейшем -- при ее содействии, потому что она стала рассказывать сразу, взахлеб; накипело, накопилось, тронули -- и полилось через край. Об одном молила: смягчить бы как-нибудь удар для мужа, в котоЁром не чаяла души.

Молодая женщина, хорошенькая, двое дочерей. В квартире во время обыска Знаменского поразило обилие белья с необорванными еще ценниками и совсем доконаЁла коллекция детской обуви на все сезоны и всех размеЁров до тридцать шестого включительно. Запасала мать впрок, боялась угодить за решетку. Горькое занятие.

Вскоре взяли Кудряшова (завпроизводством) и проЁчих соучастников; ресторанная верхушка, как водится, целиком была завязана. Директор, правда, разыгрывал невинность, будто сейчас из яичка вылупился. Только что принял должность, на него по "Ангаре" еще улик не собралось, нечего и искать.

Большинство привлеченных были как-то по-человеЁчески незначительны, а вот Маслова и Кудряшов заниЁмали Знаменского. Сегодня они должны были впервые встретиться после ареста. Но Знаменский не сразу ей сказал. Женщина сидела перед ним потухшая, постаревЁшая. Но изящество и миловидность в ней сохранились, на это Знаменский рассчитывал.

-- Как здоровье?

-- Доктор сказал, дня через три можно обратно в общую камеру... если не буду волноваться.

-- В вашем положении трудновато.

-- Э, будто я раньше не психовала!

-- Звонил муж. Дома все благополучно, дети думают, что вы в больнице. Дочка получила пятерку за диктант.

-- А как он сам, Пал Палыч? Что говорит обо мне? Он... очень переживает?

Любовь. Даже о матери не спросила. О себе, похоже, вообще мысли нет.

-- Переживает. Снова просил свидания.

-- Ой, нет! Чтобы он увидел меня здесь... такую...

-- Зря. Вот что, Ирина Сергеевна, когда я сказал ему, что вы обвиняетесь только в халатности...