Эстетика Другого: эстетическое расположение и деятельность

«Изящные искусства» как дело «художника» обретают свое особое качество и свою особую ценность постольку, поскольку их деятельность утрачивает утилитарный смысл и превращается в служение Красоте. Конечно, художник продолжает «развлекать», «услаждать» зрителя-читателя-слушателя, но славу и почет он завоевывает постольку, поскольку его начинают воспринимать как служителя нового (возникшего в секулярном обществе) культа, культа прекрасного и возвышенного как вполне светских ценностей, приобщающих человека к анонимной «вечности» и неопределенному «совершенству вообще» (в отличие от Церкви, приобщающей ко Христу).

Отказываясь от сведения эстетического к прекрасному и возвышенному, мы в то же время полагаем необходимым удерживать в поле зрения феноменологии эстетических расположений то искусство, которое нацелено на производство эстетических эффектов, и в этом отношении сохраняем верность классической эстетике. Но чтобы не растворить эстетически заостренное искусство в иных формах человеческой искусности и творческой активности, мы предлагаем отличать художественное произведение от произведения искусства. И хотя в книге, где исследуется феномен художественно-эстетической деятельности, мы используем и выражение «художественное произведение», и словосочетание «произведение искусства», но, говоря об искусстве, мы имеем в виду эстетически истолкованное художественное творчество, художественное произведение и его восприятие.

ПРИЛОЖЕНИЕ 5. Эстетика отвержения и эстетика возвышенного в художественном произведении

«„Возвышенное, пишет Буало, — это, строго говоря, не что-то доказанное или показанное, но это некое чудо, захватывающее, поражающее, заставляющее чувствовать“. Несовершенства же, изъяны вкуса, даже уродства участвуют в шокирующем воздействии. Искусство не подражает природе, оно творит рядом свой мир, eine Zwischenwelt, как сказал бы Пауль Клее, или, можно сказать, eine Neben-welt, в котором чудовищное и бесформенное имеет право быть, поскольку может быть возвышенным[139]».

Художественные произведения, которые рассматриваются нами как нацеленные на производство отвергающих художественно-эстетических расположений, плохо вписываются в представления классической эстетики о природе «эстетического». Но если бы мы по какой-либо причине были вынуждены осмысливать феномены художественно-эстетического отвержения, опираясь на категории, выработанные классической эстетикой XVIII—XIX веков, то нам пришлось бы обратиться к категории возвышенного. Гипотетическое «если бы» между тем давно уже стало реальностью в работах французских философов-постструктуралистов, попытавшихся найти ответ на вопрос о направленности трансформаций в искусстве минувшего столетия. Эти перемены заставляют нас пересмотреть наши представления об истоках, целях и границах того, что принято называть «художественным творчеством». Говоря об анализе феноменов отвержения в искусстве авангарда и неоавангарда через смысловую оптику категории «возвышенного», мы имеем в виду эстетическую концепцию Ж.-Ф. Лиотара. Жан Франсуа Лиотар рассматривает эстетику авангарда и неоавангарда в горизонте возвышенного. И хотя в его работах, посвященных этой теме, много верных наблюдений и оценок, интересных обобщений и идей, все же попытка Лиотара понять эстетику авангардного искусства исключительно как эстетику возвышенного вызывает ряд сомнений.

Французский философ строит свою концепцию, ориентируясь на авангардистское, экспериментальное искусство XX века. Понятие возвышенного ценно для него тем, что оно, по его мнению, удерживает нацеленность современного искусства на «непредставимое», «невыразимое». Определяя авангард и неоавангард через понятие возвышенного, он, во-первых, осмысливает искусство модерна как искусство, ориентированное на эстетику непредставимого, во-вторых, обнаруживает истоки экспериментального искусства XX века в художественной практике романтизма и предромантизма, и, в-третьих, утверждает внутреннее сродство эстетики авангарда с теми учениями о возвышенном[140], которые в предромантическую эпоху развивались Бёрком и Кантом и стали философско-эстетическим прологом к романтической революции, предвосхитившей многие открытия художников XX века. Чтобы наш комментарий к концепции Ж. Лиотара не был голословным, приведем высказывания, характеризующие его понимание феномена возвышенного в контексте культуры минувшего века.