Эстетика Другого: эстетическое расположение и деятельность

Теперь, когда концептуальный горизонт анализа художественно-эстетических расположений прояснен (см.: 1.1) и набросана — вчерне — карта эстетических расположений первого и второго порядков (1.1 —1.5), можно перейти к проблематизации художественно-эстетической деятельности и рассмотреть, в чем состоит ее онтолого-эстетическое своеобразие.

Вопрос, который будет направлять наше исследование во второй главе, — это вопрос о соотношении эстетического (во всем многообразии его утверждающих и отвергающих расположений) и художественного опыта. Если искусство — особая область эстетического опыта, которая предполагает активную и сознательную подготовку преэстетических форм (художественных произведений), то какие именно эстетические расположения могут быть подготовлены творцом художественных форм?

Общий эстетический эффект от восприятия художественного творения в рамках антично-средневекового и новоевропейского философского мышления всегда считался утверждающим человека в его существовании. Восприятие художественного произведения, полагали классики, должно сопровождаться чувством удовольствия. Эта «положительная», утверждающая бытие мира и человека установка классической мысли закрепилась в представлении о том, что художественный опыт необходимо рассматривать в горизонте понятий прекрасного или возвышенного.

В отличие от традиционной эстетики, эстетика Другого базируется на принципах, позволяющих не только включить «эстетику отвержения» (эстетику ужасного, страшного, тоскливого) в область эстетических феноменов, но и вывести эстетическое мышление за пределы категорий «прекрасного», «возвышенного» и «безобразного». Так как расширение горизонтов «эстетического» мы разрабатываем в данный момент на материале художественного творчества, то ведущий вопрос второй главы обретает такую форму: может ли произведение искусства[56] предрасполагать реципиента не только к прекрасному и возвышенному, но и к таким феноменам, как «ветхое», «юное», «мимолетное», «ужасное», «страшное», «тоскливое» и т. п., не выходя при этом за пределы художественной деятельности? Иначе говоря, речь у нас пойдет о специфике художественного как особой формы эстетического, то есть мы попробуем прояснить онтические и онтологические основания художественно-эстетического опыта в его отличии от опыта эстетического. Рельефнее всего нетождественность эстетических и художественно-эстетических (художественных) феноменов обнаруживает себя на материале отвергающих расположений. С них мы и начнем наш анализ художественно-эстетического опыта.

2.1. Щит Персея: отвергающие расположения и художественное произведение

...Парит он над островом и видит: на скале спят три ужасные горгоны. Раскинули они во сне свои медные руки, огнем горят на солнце их стальная чешуя и золотые крылья. Змеи на их головах чуть шевелятся во сне. Скорей отвернулся Персей от горгон. Боится увидеть их грозные лица — ведь один взгляд и в камень обратится он. Взял Персей щит Афины Паллады, как в зеркале отразились в нем горгоны. <...> Тут помог Персею быстрый Гермес. Он указал Персею Медузу и тихо шепнул ему на ухо:

— Скорей, Персей! Смелей спускайся вниз. Вон, крайняя к морю, Медуза. Отруби ей голову. Помни, не смотри на нее! Один взгляд, и ты погиб. Спеши, спеши, пока не проснулись горгоны![57]