Эстетика Другого

На примере этого фрагмента хорошо видно, как Михаил Михайлович все время стремится навести мосты между актуальным эстетическим расположением в форме созерцания и тем, что было до него, и делает это, усматривая причину созерцания в душе человека, в душе художника, в особом его "творческом" поведении (которое он называл еще и "родственным вниманием к миру"). Невозможно отрицать важность и значимость для эстетического способа бытия в мире, для художественного творчества такого рода преэстетически настраивающего поведения, но в то же время нельзя и установить прямую причинную зависимость "преэстетически" настроенной души с самим феноменом эстетического, с эстетическим событием–расположением, нельзя отождествлять преэстетическое расположение и собственно эстетическое событие. Конечно, вещь, природа эстетически присутствует только вместе с эстетически присутствующим человеком, но это не должно склонять нас к тому, чтобы отождествить эстетическое с "субъективно–человеческим", напротив, это должно побуждать нас со всей строгостью отделять преэстетические условия эстетического события от самого события.

Впрочем, у самого же М. Пришвина мы находим и понимание соотношения поведения и эстетического события (эстетического удивления), предостерегающее от их возможного смешения: "Удивление радостно питает зоркое внимание и открывает нам новые черты в старом мире.  <...>  Но удивляться нельзя механически и пользоваться для внимания и открытия: внимание действует, но не находит в старом мире ничего нового. Испытав неудачу в пользовании силой своего удивления, художник обращает внимание на самого себя в особом поведении, полезно заполняющем досуг между вспышками силы удивления. От усилий в самовоспитании оба  процесса – радостное удивление и поведение – так сближаются, что представляется, будто творчество определяется целиком поведением художника..."^[30] Здесь писатель четко отделяет силу, производящую удивление и дающую новое видение старых вещей и его произвольное поведение, которое только подготавливает условия для прихода эстетического события–удивления, создавая в человеческой душе преэстетический настрой. Правда, тут слово "поведение" имеет явно другой смысл, чем в отрывке "Вечер в лесу". Если здесь это произвольное поведение человека (в первом отрывке с ним сопоставимо намеренное всматривание в вечерний лес), то там речь идет о кентаврическом единстве эстетического расположения человека–и–стаи–птиц как о "поведении" человека, составляющем специфическую особенность живой эстетической ситуации (то есть речь идет не о произвольном поведении–деянии, а, фактически, о том, что мы назвали преэстетическим расположением). Эстетическое событие в отрывке "Вечер в лесу" названо "поведением художника"; летящие птицы, о которых идет речь в этом отрывке, – то же, что капля, падающая на папоротник, в то время как всматривание в вечерний лес не тождественно преэстетическому настроению автора перед "падением капли". Всматривание в лес есть попытка в акте осознанного поведения ввести себя в преэстетическое расположение ("постарался почувствовать прекрасный... вечер"), сосредоточиться, настроиться на созерцательный лад, чтобы быть готовым почувствовать, увидеть эстетически то, что видишь "физически", эстетически нейтрально.

В заключение разбора пришвинских текстов нельзя не заметить, что наблюдения над работой человеческого внимания, над эстетическим опытом человека, которые в свое время провел этот замечательный писатель и мыслитель, могут быть полезны для всякого, кто попытается проникнуть в природу эстетического события и художественного творчества.

Приложение ко 2-й главе. Приложение 1. «Эстетическое расположение» и «расположение» в фундаментальной онтологии Хайдеггера

По ходу обоснования важнейших понятий «онтологии эстетических расположений» нельзя обойти вопрос об отношении смыслового содержания «эстетического расположения» к «расположению» в истолковании М. Хайдеггера. Заметим, что нами движет не историко-философский интерес к хайдеггеровской концепции «расположенности» Присутствия, а стремление придать большую ясность ключевому для нас концепту «эстетического расположения» через процедуру его сопоставления с тем значением, которое экзистенциал «расположение» получил в трактате «Бытие и время» ^[31]. На фоне хайдеггеровского экзистенциально-онтологического анализа «расположения» специфика эстетической данности Другого в ее онтологической и эстетической составляющей получит большую ясность и определенность.

а) Расположение у Хайдеггера.