Дроздан, корзан и Клеоним – все родственно.
Ну нет, корзины мало для Клеонима.
В корыте, в бочке месит он жратву себе.
Но как же говорить теперь мне?
Сказано.
Корзан – дроздан. Корзина и дроздыня. Вот!
Корзан – дроздыня.
Будет это правильно.
Корзина, Клеонима – рода женского. (680)
Теперь об именах закончим собственных.
Мужские имена пройдем и женские.
Да знаю я про женские.
Тогда скажи.
Филинна, Клитагора, ну – Деметрия.
Теперь мужские назови мне.
Сотни их.
Вот: Филоксен, Милесия, Аминия.
Да это ж не мужские имена совсем.
Как не мужские? Что ты!
Да, конечно, так.
Ну, как ты скажешь, чтоб пришел Аминия.
«Сюда, сюда», - я позову Аминию.
Вот видишь, кличешь женщину, Аминию.
И верно: трус он, потому и женщина.
Тому, что всем известно, не учи меня.
(№ 666). (Аристофан. Облака 658-693 [Аристофан 1954, т.1, с.214-216])
«
…А в гимнасии, сидя на солнце, в песке, чинно, важно вытягивать ноги
Полагалось ребятам, чтоб глазу зевак срамоты не открыть непристойно.
А вставали, и след свой тотчас же в песке заметали, чтоб взглядам влюбленных
Очертания прелестей юных своих на нечистый соблазн не оставить.
В дни минувшие маслом пониже пупа ни один себе мальчик не мазал,
И курчавилась шерстка меж бедер у них, словно первый пушок на гранате.
Не теснились к влюбленным мальчишки тогда, лепеча, сладострастно воркуя,
Отдавая себя и улыбкою губ и игрой похотливою взглядов…»
(№ 667). (Аристофан. Облака 972-980 [Аристофан 1954, т.1, с.233])
…
Да нисколько! Цветущим, блистающим жизнь проводить ты в гимнасии будешь.
Ты не станешь на рынке, как нынче народ, кувыркаться в словах, и кривляться,
И мытариться зря, извиваясь крючком в пересудах грошовых и тяжбах.
Нет! Уйдешь в Академию, в мирную тишь, и в священных оливковых рощах
С камышовою зеленью в смуглых кудрях ты гулять будешь с другом разумным.
Там цветет повилика, и манит досуг, и трепещет серебряный тополь,
Там услышишь, как ясень весенней порой перешептывается с платаном»
(№ 668). (Аристофан. Облака 1002-1008 [Аристофан 1954, т.1, с.234-235])
Смотри ж теперь, мой юный друг, к чему приводит скромность
И скольких радостей себя из-за нее [
Жаркого, мальчиков, сластей, игры в костяшки, женщин!
Без этих сладостей, скажи, зачем и жить на свете?
Что ж, перейду теперь к тому, к чему влечет природа.
Влюблен ты, соблазнил жену, поспал, попался мужу.
Погиб ты насмерть – говорить ведь не умеешь! Если ж
Со мной пойдешь – играй, целуй, блуди, природе следуй!
Спокоен будь! Найдут тебя в постели, ты ответишь –
Что и ничуть не согрешил. Сошлешься ты на Зевса, (1080)
И тот ведь уступал любви и обаянью женщин.
Несчастный, неужели ты сильнее будешь бога?
«
Когда ж ощиплют там его и сзади редьку вставят,
Питомец твой докажет чем, что он не толстозадый [
А пусть и толстозадый, что плохого в том?
А я спрошу, что может быть постыднее?
Что скажешь, если докажу обратное!
Что мне сказать? Умолкну я.
Ответь же мне,
В суде защитник из каких?
Правильно!
Поэт в театре из каких? [
Из толстозадых.
Именно!
В толпе оратор из каких?
Из толстозадых.
То-то вот!
Свою нелепость понял ты.
Теперь из зрителей сочти:
Которых больше?
Дай, сочту.
Что ж видишь ты?
Клянусь богами, понял всё.
Из толстозадых большинство.
Того я знаю, и того, (1100)
И этого, вон там, в кудрях.
Что ж скажешь ты?
Погиб я. О развратники!
Ради богов,
Примите плащ мой, я бегу,
Я к вам перебегаю.
(№ 669). (Аристофан. Облака 1071-1106 [Аристофан 1954, т.1, с.237-239])
(№ 670). «Схолиаст говорит, что два спорщика [Правда и Кривда] были внесены на сцену в клетках, как бойцовские петухи» (цит. по [Dover 1972, p.105])
«Осы» (422)
(пер. Н.Корнилова под ред. В.Н.Ярхо)
Вон Никострат из Скамбонид решил, что он,
Наверно, жертвофил иль ярый гостефил, -
Клянусь собакою, старик не гостефил:
Ведь Гостефил у нас – неистовый блудник
(№ 671). (Аристофан. Осы 81-84 [Аристофан 1954, т.1, с.269])
Увидит где-нибудь он надпись на дверях:
«Сын Пирилампа Дем – красавец», - и сейчас:
«Воронка – ты моя любовь», - добавит он.
(№ 672). (Аристофан. Осы 97-99 [Аристофан 1954, т.1, с.269])
Если юношей к нам на осмотр приведут, мы любуемся их наготою,
А когда к нам на суд попадется Эагр, не дождаться ему оправданья
До тех пор, пока он не прочтет пред судом из «Ниобы» прекрасный отрывок…