Читаем Эстетика Ренессанса. Статьи и эссе (СИ) полностью

Прежде чем приступить к завершающей части эссе о жизни и творчестве Сергея Прокофьева, уместно здесь сказать и о композиторах, которые были его современниками и в годы революции сохранили преемственность в развитии русской музыки и музыкального образования. Это прежде всего, разумеется, вслед за Римским-Корсаковым, Александр Константинович Глазунов (1865-1936).

Из воспоминаний Римского-Корсакова: «Давая уроки элементарной теории его матери Елене Павловне Глазуновой, я стал заниматься и с юным Сашей. Это был милый мальчик с прекрасными глазами, весьма неуклюже игравший на фортепиано... Элементарная теория и сольфеджио оказались для него излишними, так как слух у него был превосходный... Он мне постоянно показывал свои импровизации и записанные отрывки или небольшие пьески... Музыкальное развитие его шло не по дням, а по часам. С самого начала уроков наши отношения с Сашей (14-15 лет) из знакомства и отношений учителя к ученику стали мало-помалу переходить в дружбу, несмотря на разницу в летах».

Саша Глазунов 16-ти лет окончил свою Первую симфонию, которую посвятил своему учителю. Она была тогда же (1882 г.) исполнена во втором концерте Бесплатной музыкальной школы под управлением Балакирева. Римский-Корсаков писал: «То был поистине великий праздник для всех нас, петербургских деятелей молодой русской школы. Юная по вдохновению, но уже зрелая по технике и форме симфония имела большой успех. Стасов шумел и гудел вовсю. Публика была поражена, когда перед нею на вызовы предстал автор в гимназической форме... Со стороны критиков не обошлось без шипения. Были и карикатуры с изображением Глазунова в виде грудного ребенка. Плелись сплетни, уверявшие, что симфония написана не им, а заказана богатыми родителями «известно кому» и т.д. в таком же роде».

Из воспоминаний А.Хессина (знавшего Глазунова с юности, это портрет композитора в развитии): «В нем было чарующее сочетание чего-то детски-милого, скромного, сдержанного и застенчивого с сильным, мужественным, здоровым и молодым. Его угловатая, неуклюжая, толстая фигура носила тем не менее отпечаток какой-то особой благовоспитанности и мягкости.

В его выразительных глазах светилась глубокая мысль, доброта, честность и порядочность. Александр Константинович не отличался многословием, и когда он говорил, то выражался как-то неловко, неумело, с неуместными остановками, запинками, но это отнюдь не мешало ему в торжественных случаях говорить «речи» и «спичи» и думать (о чем он сам мне говорил), что он не лишен некоторых ораторских способностей. Нередко он обращался ко мне с вопросом: «Ведь, кажется, я недурно сказал речь?»

Из воспоминаний М.Гнесина становится ясно, как органически, под стать мощи человека, Глазунов воспринимал мироздание в целом: «Самые различные его художественные помыслы на протяжении всей жизни питались от этого основного чувства: не упоительно ли устроена природа - мощная, вся в движении и одновременно как бы неподвижная, и какие могучие пласты в пространстве и во времени! И моря, и горы, и долины, и времена года! И как широко распространилась Родина на равнине! И над нею мириады звезд!..

Глазунов любил, подобно учителю своему Римскому-Корсакову, изучать звездное небо - обладал даже телескопом и наблюдал восхождение светил!..

Сложное сплетение мотивов или пути сталкивающихся движущих сил увлекали Глазунова и в истории. И Кремль, с его величием, и Стенька Разин - с поэзией свободы и раздолья, и контрасты покоя и движения в западном средневековье - все это вызывало творческое воодушевление у Глазунова и порождало к жизни выдающиеся сочинения».

В событиях революции 1905 года, когда консерваторское начальство стало преследовать студентов, на их сторону встали Римский-Корсаков, Глазунов, Лядов и другие и покинули в знак протеста Консерваторию. Властям пришлось отступить, профессора вернулись, а директором Петербургской консерватори стал Глазунов, обнаружив в себе недюжинный общественный темперамент. «Этот расцвет в проявлениях личности, - как пишет М.Гнесии, - мог поразить каждого, кто знал этого художника с юных его лет».

И события революции 1917 года Глазунов воспринял естественно и оставался директором Консерватории еще вторые 11 лет, до 1928 года. И творчество композитора соответствует его колоссальной личности и великой эпохе. Здесь я приведу лишь одно из высказываний Б.Асафьева: «Период, с которого творчество Глазунова вступает в полосу яркого расцвета и самобытности, приходится на середину 90-х годов (четвертая, пятая и шестая симфонии и балет «Раймонда»). В шестой симфонии (первая часть) в его музыку даже приходит страстный патетический характер...

Выдающимися сочинениями являются последующие симфонии - седьмая (пасторальная) и монументальная восьмая. Это наиболее стилистически уравновешенные, цельные и стройные среди всех симфоний Глазунова... Показательны финалы почти всех его симфоний... В них... бьется пульс многолюдных сборищ, слышатся праздничные ликования и развертываются величавые шествия».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука