Эстетика. Учебник для бакалавров

Р. Барт выражает вполне обоснованное сомнение, что в эстетике вообще была хотя бы одна сколько-нибудь развитая гедонистическая теория, ведь даже в философии эвдемонистические системы встречаются редко. Конечно, некоторые произведения искусства доставляют удовольствие. Можно, например, упоенно читать и перечитывать Пруста, Флобера, Бальзака и даже, кому это нравится, Александра Дюма. Но удовольствие, доставляемое таким чтением, всегда остается удовольствием потребительским. «Ведь хотя я и могу читать этих авторов, — пишет Барт, — я вместе с тем знаю, что не могу их переписать (что ныне уже невозможно писать “так”); одно лишь осознание этого довольно грустного факта отторгает меня от создания подобных произведений, причем такая отторгнутость и есть залог моей современности (быть современным человеком — не значит ли это досконально знать то, что уже нельзя начать сначала?)»[212]. Ссылка на удовольствие, доставляемое произведением искусства, мало что говорит об эстетическом характере этого произведения и является, по сути дела, лишь первым толчком к размышлению о нем.

Примеры современных произведений искусства выразительно говорят о том, что считать достижение удовольствия, или эстетического удовольствия, главной задачей искусства по меньшей мере наивно. Современное искусство гораздо чаще шокирует, эпатирует и побуждает что-то сделать, чем доставляет наслаждение.

На черно-белом экспрессивном видео «Мама», представленном на «Биеналле — 2005», сильно немолодой громила-сын непрерывно мычит: «Мам, Мамама, Ма, Мамм, Маа» под звук двуручной пилы из соседней видеоинсталляции «Золинген» (название фирмы, производящей инструменты). Еще на одной видеоинсталляции с большого экрана немолодая и, можно сказать, несимпатичная женщина с глубоким чувством повторяет: «Я тебя люблю... Люблю... Люблю... Я тебя люблю...» Воплощена ли в этих двух произведениях красота и доставляют ли они удовольствие? Сложно сказать. Но они заставляют почувствовать что-то гораздо более глубокое и важное, чем чувственное наслаждение, и задуматься над великой силой любви сына, каким бы несовершенным он ни казался окружающим, к своей матери и, возможно, к любви к матери вообще; почувствовать тепло любви, связывающей двух совершенно незнакомых нам, пусть и не особенно симпатичных людей, задуматься о великой силе любви вообще, представляющей собой, по выражению Гейне, «великое землетрясение души» и придающей даже некрасивому человеку особое обаяние, ощутить, быть может, недостаток любви в своей собственной жизни и т.д. Что касается вопроса, доставляют ли эти два произведения эстетическое удовольствие, можно уточнить, что да, но не удовольствие как чувственное наслаждение, а удовольствие, связанное с движением нашей души в кажущемся нам верным направлении. Мы тоже ощущаем, что любовь к матери и любовь к человеку являются одними из высших ценностей человеческой жизни, и испытываем благодарность к художникам, напомнившим нам эти простые истины в яркой и эмоциональной форме. Разумеется, ни о каком наслаждении и тем более развлечении здесь речь не идет.