Эстетика. Учебник для бакалавров

Иными словами, является ли определенная вещь красивой, зависит исключительно от естественных, или описательных, свойствами вещи, но слово «красивая» не описывает эту вещь. Это относится не только к понятию прекрасного, но и ко всем иным эстетическим понятиям, включая безобразное, возвышенное, трагическое, эпатирующее, увлекательное и т.п. Например, эпатирующее зависит только от естественных свойств вещей, иначе оно не было бы дано в восприятии, но само не является описательным свойством.

Два утверждения о красоте кажутся на первый взгляд парадоксальными, но в действительности они дают довольно точную характеристику «красоты» («безобразного», «изящного» и т.п.).

Слово «красивый» ничего не описывает в том смысле, в каком описывают такие слова, как «зеленый», «легкий», «шершавый» и т.п. Но то, что та или иная конкретная вещь является красивой, определяется фактическими, или описательными, ее свойствами. Нельзя, однако, утверждать, что красота зависит только от естественных свойств вещи. Красота зависит в равной мере и от существования эстетических образцов, касающихся вещей рассматриваемого типа.

Сходные идеи высказывал еще в конце 30-х гг. прошлого века Витгенштейн в своих «Лекциях и разговорах об эстетике...». Он стремился предупредить обычную ошибку истолкования прилагательного «прекрасное» как обозначения каких-то свойств предметов. Такое истолкование является типичной языковой ловушкой. Назвав что-то прекрасным, мы начинаем искать качество красоты в самом предмете, хотя его там нет и быть не может. Однако Витгенштейн, склонный принять эмотивную теорию значения эстетических терминов, истолковывает слова «красивый», «изящный», «прелестный», «величественный», «помпезный» и т.п. как ничего не означающие в реальности, как псевдопонятия, являющиеся своего рода лингвистическими жестами, вполне сопоставимыми с жестами в собственном смысле. Отсюда естественным образом следует вывод, что в контексте эстетического общения слова, возгласы, движения рук, глаз, мышц лица эквивалентны и что для понимания смысла эстетических высказываний достаточно посмотреть, какие действия они сопровождают или вызывают.

К представлению о внеестественном характере красоты близка идея Ж.-П. Сартра, что произведение искусства есть нечто ирреальное. «Пока мы рассматриваем холст и раму как таковые, — пишет Сартр, — эстетический объект перед нами не возникает. Причем не потому, что его скрывает картина. Он вообще не может быть дан воспринимающему типу сознания. Изображение необходимо соотносится с интенциональным актом воображающего сознания. И поскольку изображенный объект оказывается ирреальным и представляет собой только то, что постигается в картине и является объектом наших эстетических оценок (именно о нем мы говорим, что он “волнует”, “изображен с пониманием, мощью, изяществом” и т.д.), мы вынуждены признать, что эстетический объект в картине — это ирреальное»[79]. «Что же касается эстетического наслаждения, — продолжает Сартр, — то оно реально, но непостижимо для самого себя, если считать его следствием реального объекта. По сути, наслаждение возникает в результате особого способа восприятия ирреального объекта, способа, не направленного на реальную картину, а служащего конституированию воображаемого объекта через реальное полотно. Вот откуда идет знаменитая бескорыстная незаинтересованность эстетического видения. И именно поэтому Кант мог заявить, что безразлично, существует или нет объект, постигаемый в качестве прекрасного, а Шопенгауэр имел возможность говорить о некой приостановке воли к власти. И происходит это не из-за отчасти мистического способа восприятия реальности, которым нам иногда разрешено воспользоваться. Дело просто в том, что эстетический объект конституируется и воспринимается воображающим сознанием, которое полагает его как ирреальный»[80].

Ирреальность эстетического объекта в смысле Сартра — это существование такого объекта на пересечении определенного материального, чувственно воспринимаемого объекта, созданного художником, и сознания зрителя, причем не просто сознания, а сознания воображающего, т.е. определенным образом ориентированного. Красота также ирреальна, поскольку она возникает только в точке пересечения объекта, обладающего естественными, или материальными, свойствами, и воображающего сознания зрителя.

Сартр упускает, однако, из виду то, что само столкновение сознания зрителя с объектом, созданным художником, всегда происходит в определенной социальной среде и что эта среда обладает, помимо всего прочего, исторически меняющимися образцами красоты. Участие этих образцов в процессе восприятия произведения искусства ведет к тому, что слово «красота» перестает обозначать нечто ирреальное, а оказывается описанием определенных, вполне реальных свойств конкретного произведения.